Один товарищ мне говорил как-то в осеннюю пору, когда Москва превратилась в ведьмин студень, что эти непрерывные дожди посланы на город за грехи. Ну не может, говорил он, так быть, чтобы по полгода – мозглятина и холод. Накопили, говорил, он, вот теперь и хлебайте.
С другой стороны, пара солнечных дней, свободных от работы и стояния за какой-нибудь справкой у какого-нибудь «единого окна», выдаются нам за несущественные, но хорошие тимуровские дела типа помощи бабулькам в метро.
«Я повезу тебя в Козельск, сказала мне жена», и накануне я почти не спал, мне грезилось что-то неведомое: Калужское шоссе и оптинские старцы. На это накладывался грохот строящейся за окном дороги и в 5:30 утра я чувствовал себя не очень бодро. Но настроение было электрическое: ничто не может сравниться с предвкушением поездки, не обремененной важными делами или еще какой нуждой. Ну и особую прелесть хранят в себе ранние влажные солнечные утра, выдаваемые строго ограниченными партиями сугубо достойным трудовым людям – дворникам, дорожным рабочим, ну и всем, кто едет в Москву на работу из области на электричках.
До Оптиной пустыни добирались в объезд Калуги по найденному в нете описанию, сулившему неширокую, но очень ровную дорогу. Трехлетний пост нас подвел – дорога постарела, покрылась морщинами, ее чинили и мы потеряли на ней около часа. Обратно ехали через Калугу – понравилось сильнее.
Оптина пустынь расположена рядом с Козельском на высоком холме. Куда ни посмотришь – очень много неба. Низкий горизонт украшают идиллические пейзажи. Не знаю, насколько отшельническая «пустынь» теперь остается таковой, но место это менее людное, чем, например, Сергиев Посад. Ехать суда нужно либо на машине, либо на автобусе (которые ходят даже с Теплого стана), но билет достаточно разорителен – 450 рублей с носа в один конец.
Монастырь бойко ремонтируется, сейчас тут делают канализацию. Народ вполне терпимый. Зашли в один из храмов. Здоровый мужик спрашивает у сувенирного старичка, торгующего свечками – куда ставить свечу святому Алексею? Дедок – куда-то в закулисье:
— Матушка, вы не подскажите, куда святому Алексею ставить? А? Спасибо! – Мужику:
— Всем святым ставьте.
У входов в церкви там и сям стоят раскладные скамеечки для бабулек. Чуть в стороне от главной территории – скит не помню кого. Туда через небольшой лесок ведет тропинка. Навстречу нам деловым шагом идет энергичный товарищ и не менее энергичным голосом начинает:
— Брат и сестра, я странник, иду из Дивеево, помогите на билет.
Сдержанно отказываем. В средствах мы ограничены и с трудом оплачиваем собственные духовные изыскания. Энергично уходит вдаль. На тропе сидит множество молодых цыганских тетенек с еще более молодыми детками, также изыскивают вспомоществования.
Большой достопримечательностью каждого монастыря для нас является квас. Тут нам свезло: давали обычный хлебный и смородиновый. Передать его крутизну не берусь, пьем его мелкими глотками из маленьких фужеров. Ламбруска и морткриг отдыхают.
Из монастыря заехали в Козельск.
— Вот бы нам футболку купить с гербом Козельска, — размечталась Анюта.
— Аннушка, как же ты ее будешь носить? Тебе бы какой-нибудь Кобыльск…
— Вот мы ее тебе и подарим!
Отец поделился почерпнутыми из книг данными, что татары брали Козельск с большим трудом, так, что, наконец взявши его, Батый приказал пленных не брать: «Злой город». Пред нами он предстал мирным и сонным: маленькие домишки, площадь с фонтаном и дорожный указатель «Городской пляж». Мы было сунулись, но напоровшись на гаражи, автосервисы, курей и лужи, повернули назад и покинули это героическое захолустье.
Вторым обязательным пунктом поездки было Шамордино и по дороге туда мы подвезли бабу с ребенком, которая добиралась до Калуги. Она рассказывала, что они погорельцы и посему ездили к батюшке в Оптину.
— Вы ведь тоже из Оптиной, я вас там видела? – говорит нам. Ишь, думаю, какая сметливая.
Поговорили за жизнь, про детей, она рассказала, где свернуть, мы извинились, что не везем дальше, она сердечно благодарила, а выходя, задержалась и говорит:
— Вы извините, но мы погорельцы, может, эта… чем-нибудь.
Сказали, что увы. Кто их разберет – может правда, может, нет. Не помню у кого, читал про «пожарников», которые в деревнях только зимовали, а как потеплеет – целыми же деревнями пускались за ради христа аскать на восстановление жилищев.
Шамординский женский монастырь стоит на вершине огромного, заросшего лесом утеса, под ногами которого, опушенная деревьями как бородой, бежит река. На склоне – источники, туда ведет очень капитальная лестница, закрытая перилами и оборудованная скамейками, чтобы пожилые люди могли отдыхать, поднимаясь назад. С террас открываются невозможные виды.
Монастырь большой, очень ухоженный и хорошо обжитой. Здесь целые улицы из больших, увитых плющом домов. Вкруг – множество ручных котов, таких ласковых и, видимо, любвеобильных: доски объявлений содержат предложения забрать котят.
Калуга стала последним нашим впечатлением в тот день. Мы поняли, что сильно и искренне ее любим. Маленькая, спокойная и очень красивая. Поднялись на смотровую над Волгой, вспомнили, как были тут два года назад, еще беспризорные и неженатые, ютились в какой-то картонной, маленькой и очень дорогой гостинице на берегу реки. Набережная здесь – прелесть: народу никого, Ока спокойная как корова. Но сюда лучше не приезжать впопыхах, лучше побыть тут хотя бы пару дней. Действительно прекрасная архитектура и ландшафт, тут есть на что посмотреть. Нас накрыл ливень и пока мы бежали опять в какую-то церковь, чтобы спасись (небольшой каламбурчик), я думал – как могло так случиться, что здесь, в этой пасторальной, патриархальной тишине, у этой меланхоличной Оки Циолковский рассуждал о материях и масштабах, чуждых не только этому городу, но и вообще всему человечеству? Этот диссонанс очень меня впечатляет. Музей космонавтики – обязателен для посещения. До фига всякого космического железа. Но, помню, что больше, чем спутники, меня потряс и растрогал фильм, который проецировался на куполе планетария. Я чуть не прослезился, когда над головой начали загорится планеты и звезды. Отличные впечатления, всем рекомендую, вива, Калуга!
По дороге назад приценивались к продуктам. Земляника дорогая – 1300 рублей трехлитровая банка. Трудоемкая ягода, это понятно. Огородной клубники почему-то не нашли. Яйца – 70 р. за десяток, мелкие и продаются в подозрительных магазинных пластиковых коробках. Купили зато ведро картошки за 150 рублей. Нам его продавали мама с дочкой Надей. Мама пошла менять деньги, а дородная, воспитанная на хорошей картошке и деревенской сметане дочка Надя в очках взялась опрокидывать ведро картошки в пакет.
— Давайте-ка я вам помогу, — говорю ей.
— Ну смотрите, — строго и гордо говорит мне.
Пока грузил все, Анька рассчитывалась с ними.
— Спасибо вам, — говорит Аня.
— Спасибо ВАМ, — еще строже отвечает Надя Анюте. Хорошие люди.
Трудно найти место, где людям жилось бы легко, об этом нам каждый день говорят телевизор и энторнеты. Не думаю, что и Козельск-Калуга – рай земной, тут тоже свои погорельцы, цыгане, безработные и пьянчужки. Но есть что-то такое, что лишает дара речи, когда смотришь на эти партизанские леса и это небо.
