АвтобусыПока ждал сегодня автобус, видел интересное.
157 автобусы ходят по Кутузовскому гуртом, как мангусты. Они,
наверное, боятся, что их обидит какой-нибудь хищный автобус с более сильным
номером, например, гордый 333 или, не дай бог, 666. Вот они и ходят стаями,
штук по 12. Это не вымысел, клянусь. Идут в ряд три обычных, за ними 157 экспресс,
потом еще один обычный, потом муниципальная маршрутка (так, которая зеленая и с
турникетом), потом короткий и потом опять гармошка, потом 157 для инвалидов, с
низким днищем. Это я не говорю про джихад-скотовозы – их тут толпы трех видов,
о них позже. Может, это пресловутый «культурный код эпохи» — два коротких, один
длинный?
Подходит очередной, значит, 157, набрал народ, отчаливает.
Тут к нему от метро бежит орел, в трениках, лет 25-30. Прям со всех ног, бежит,
ломится, останавливается у дверей с метровой пробуксовкой, гордо заходит и типа
держит дверь и машет кому-то. Сзади подползают две клуши, не торопясь. А у водителя график, ему на пятки наступают еще одиннадцать
157 автобусов. Водитель закрывает дверь, орел бьется в них и орет:
«Э-гегей!» Водитель плавно выруливает в поток и плавно мчится в
горизонт. Клуши стоят и разводят руками. Понимаю, у людей горе, но мне с моей
отмороженной задницей показалось очень смешно. Геройская бравада была так
буднично и просто пресечена. Потом оставшиеся на остановке долго и нервно перезванивались
с увезенным Кутузовским пленником по телефону.
Я все это решил написать, прочитав у какой-то женщины в ЖЖ,
что в Москве появился памятник фронтовому шоферу и что «давайте скажем спасибо главе
транспорта Москвы Лямову Николаю Сергеевичу и нашему профсоюзному боссу
Александру Леонидовичу Шурикову, что организовали такое достойное дело». Дело,
бесспорно, достойное. Но говорить спасибо названным людям я не тороплюсь, об
чем и написал в комментах к тому посту.
На протяжении долгих месяцев и лет я жду свой автобус. Знаю,
что нужно привыкнуть к расписанию и ориентироваться на него. Но не получается —
то едешь в неурочное время, то в полуклинику зашел, то по делам отъехал, а то и
вовсе маршрут незнакомый. Короче жду. Минут по 20 — 40. Летом ничего, но в
мороз — тяжко. Еще ветер такой бывает. В дождь тоже палево. Ноги, сволочи,
стынут, потом вечером башка болит, короче, неприятно. Дисбаланс очень сильный.
Например, на Кутузовском. Не знают ли Лямов и Шуриков, нахрена там столько 157
автобусов? Вот 103, 205 или 818 — хрен дождешься.
А еще там полно маршруток. Жутко убитых, жутко грязных. Я
прошлым летом ехал на Газели от деревни Паракино до Саранска — так та Газель
была просто лапочка. А Кутузовский проспект в Москве оснащен грязными (в прямом
смысле) скотовозами с продранными сиденьями, с хлябающими, завязанными ремнями
задними дверцами, убитой обшивкой и тусклыми лампами, с окнами, на которых невозможно
продышать наледь. И их ОООООЧЕНЬ много. Больше чем автобусов раза в три. Это
газели и автобусы побольше. Газели – самые жуткие. Их водят отчаянные джигиты,
все как один эмоциональные и странные. Сознание подсовывает слово «абрек». Они разгоняются
до сотни раньше, чем достигнут левого ряда, но как только достигнут, тут-то и
начинается езда. Весело и непонятно матерясь, они доводят движок до такого
визга, что вторить ему невольно начинают и пассажиры. Понятно, что ехать им
многое мешает, тут главное бить по тормозам, а пассажирам – сталкиваться бошками.
Иногда я езжу на таких штуках, потому что автобусов нет. Часто их нет потому,
что Кутузовку перекрывают. И тогда назад к метро с работы я еду 1 час 20 минут.
Еду — еще ладно. Иногда даже маршрутку, которая пробирается к метро и от него
партизанскими тропами, по стольку же приходится ждать.
Все знают, что значит «перекрывают». Это значит, что едет
КТО-ТО.
КТО-ТО в темной машине. Гаец держит дорогу, никто не суется,
все ждут. Минут через 40 пролетает колонна. Или 1 машина – в зависимости.
Когда едут САМИ, то подтягивается МЧС и тогда держат от 5 минут
до полутора часов – каждый раз по-разному, чтоб никто не догадался. Наш
водитель рассказывает, что когда-то жил тут и помнит, как ездил Брежнев – на 4
машинах (он поднимает при этом в воздух указательный палец). ЗИЛ и три волги.
Гаец ехал впереди и шумел в матюкальник на проезжающих: «Правее, правее!»
Перекрывают несколько раз в день. Точно никогда неизвестно,
поэтому вечером я все планирую с большими люфтами и с поправкой «если будет
ехать Кутузовка».
Еще в Москве дорогое метро. Очень дорогое. 3500 рублей на
три месяца. Плюс 1800 на автобус – в сумме больше пятерки. При этом все равно
приходится кататься на абреках. Эти месяцы свистят как пули у виска, также свистят
и 5000 тыщ… За Гаева я лично, очень рад. Не то, что уволили, а просто. Масштаб
личности. Молодец.
Еще Москва вся по уши запаркована тачками. Нет ни одного
девственного тротуара, а некоторые уже давно не тротуары, а парковки. Писал об
этом ранее.
Это взгляд пешехода. Водителям тоже не сладко, им, наверное,
даже хуже. Их бьют в бочину, их обирают, они стоят-стоят-стоят, им негде бросить
тачку.
Без всякого ёрничанья, искренне преклоняюсь перед теми, кто
воевал за нас. Фронтовые водители — это особая история войны. Памятник — это
правильно и нужно.
Но что-то мне неохота говорить спасибо главе транспорта Москвы Лямову Николаю Сергеевичу
и «вашему профсоюзному боссу Александру Леонидовичу Шурикову», что организовали
такое, бесспорно, достойное дело.
Кроме прочего, это напомнило историю с отцами народа в
Ногинске. Там у сына главы то ли города, то ли района завод по производству плитки
для мостовой. Район замощен весь, вдоль и поперек, и весь изрезан канавами для
слива. Молодые мамы и дети ломают об них ноги. На роликах кататься нельзя. На
великах тоже. Плитка регулярно обновляется. На это дело заряжаются местные
предприниматели («Надо городу помочь!»). ЖКХ на уровне мезозоя, а посреди всего
– построенный администрацией фонтан. В садик детей не водят – там 15 градусов в
помещении, зато в городе фонтан. Вокруг него можно водить хоровод и греться.
Оговариваюсь в очередной раз – я за памятник фронтовикам. Но
когда рядом стоят слова «памятник» и «Лямов», то я сразу вспоминаю «мороз» и «фонтан».
А про войну рекомендую подкинутое давеча незабвенным Евгением творчество Игоря Растеряева
