…
Да вот я о химерах… Ну для ради чего, например, я изъездил весь свет,
пересекал все Куэньлуни, взбирался на вершины Кон-Тики, — и узнал из всего
этого только одно — что в городе Архангельске пустую винную посуду лучше всего
сдавать на улице Розы Люксембург!
В. Ерофеев, «Вальпургиева ночь или “Шаги Командора”»
I
— Ну как там в Астрахани? – Архангельск путали со всем на свете вплоть до самого возвращения, видимо русский юг попопсовей будет.
Поездка оказалась бессонной, но увлекательной. Правда, пятничный тусеж едва не наступил на горло нашей еще не спетой северной песне. Барный марафон закончился в четыре утра, а самолет у нас был назначен на 10. Сборы осложнялись нелокализованностью делегации и мелодраматично несработавшим будильником. Разлепив глаза в начале восьмого, я подтащил мобилу к голове и набрал товарища, который валялся в филевской гостинице и должен был нас подхватить на пути к Шереметьево.
На мое уведомление о том, что он-де, мерзавец, проспал, Печорин ответил мне коматознейшим голосом, что он давно не спит, что машина, мол, уже мчится к нему и все ок. Я понял, что мы тихонько пролетаем и начал одеваться. Как-то так сложилось, что он добрался до нас без пробок и интрига усилилась. На самом деле, психовал только я один, потому что двое моих попутчиков – вроде как, жесткие летуны, а я летал в последний раз еще при советской власти. Я не боюсь летать, но их снисходительные ободрения заставляли меня нервничать.
Радость по поводу свободной Ленинградки была несколько скомкана сообщением о задержке вылета – Архангельск пуржил. Этот май-чаровник, который, по сценарию, должен веять нежным своим опахалом, видать, клал с прибором на весь этот фольклор и там, в Архангельске ему сам черт был не брат. Короче, мы зависли в check in на три часа. Печорин нашел техасский выводок, который немедленно был промаркирован нами как «мормоны» и мы точили с ними лясы все это время. Муж с женой, и двумя детьми летели в А., толи вести какую-то свою мормонско-квакерскую службу, толи Печорин наврал мне, как обычно. Их историю я уловил не очень, потому что иностранные языки – не мое сильное место. Короче, у парня фабрика по производству упаковок для лаптопов и название Dell мелькало в его вербальном промоушне чаще остальных. Сначала мои amigos, жившие в свое время в штатах, втирали им про высокие материи, потом я баварским прононсом рассказал им про свои мячик, кубики, барабан, а кроме того – про традиции и обычаи в Соединенном Королевстве. Они, громко и тщательно выговаривая слова, сделали комплимент моим language skills, пришлось даже вежливо рассмущаться. Засим скоротали мы задержку и пошли на регистрацию. Amigos выступали гордо и неторопливо, я, радостный при виде самолетов и охеревший от чиновников, дергался как сведенный мизинец. Потом – все эти терминалы, автобусы, ожидание, пристегните ремни, секси-стюардессы, нельзя снимать, ок – не буду, взлет, облака, Оля – смотри как круто – да-да, почему бы тебе все это как следует не зафоткать? – набор высоты, кормежка на борту, двойная конвульсия сфинктра при посадке, — все – Архангельск, аэропорт Талаги.
II
Черно–белая фотография. Даже – рисунок. Снег. Лужи. Ветер. Русский Север был снежен и строг, зато таксист – шутлив и рассказчив. На выезде из аэропорта стоит МИГ, ослепительный МИГ. Наши ахи были прокомментированы водилой в том смысле, что, мол, это дополнительная опция для опаздывающих москвичей, только, наверное, дорогая. Я сказал, что это естественно – у него и расход побольше, все такое. Так, с шутками – прибаутками добрались до отеля.
Был вопрос – 2 или 3? В смысле – койко-мест. Пять минут запудривания мозгов администраторше закончились строгим вопросом: «Этот, который там шляется взад-вперед – с вами?» Этим был я, с независимым видом разглядывающий сувенирную композицию и уже вовсю подзывающий курящих охранников к телефону. Все мы сделали удивленные глаза а-ля «впервые», и молча протянули руки за регистрационными карточками.
В графе «цель приезда» написали всякий бред типа «шпионажа». Тетка сказала, что это – нормально, они возьмут нас на карандаш. Я сказал, что, может, слежка обезопасит нас от возможного ограбления. Северные люди, как выяснилось, обладают интересной особенностью – не сразу отдупляются шуткам, но потом, поняв, что придурки-шутники – не местные, становятся трогательно предупредительны и щедры на помощь.
Расшвыряв вещи, мы пошли ворошить это архангельское гнездо.
Город вытянулся вдоль Северной Двины как королевский дог – длинный, слегка угрюмый красавец, черно-белый еще в мае. Сразу сказать, что эта красота из разряда тех, которую нужно выглядывать внимательно, отделяя ее от слякоти. И предсказывать – как должен быть красив этот город летом и осенью.
Отель наш стоял на Банном острове, окруженном с трех сторон Двиной. Мы двинулись по мосту в сторону центра, вынеся, заодно, мозг проходящему мимо парню. Он имел андеграундный видок – патлы, кожаные штаны и берцы, поэтому с географии мы перешли на музыку, найтлайф и прочие околоклубные темы. В городе есть движение – по осени проходит даже фест. В день нашего приезда в городе намечались джазовый сейшн, барабанный концерт и какая-то еще «Вечная молодость».
Поймав автобус, мы добрались до центральной площади, имени вездесущего Ленина, логическим центром которой является белый административный небоскреб с какими-то футуристическими люлями на макушке. Для простоты употребления, а также за свое гордое стремление ввысь, он был обозначен нами как Фаллос Свободы.
Музей с картинами, находящийся здесь же, неподалеку, оказался уже закрыт, что лично меня не огорчило. Охранник, сказал, что сейчас не пустит, но вечером велел приходить слушать джаз. Настоящий северный гостеприимец, он напомнил мне один из перлов Писахова, который, спешу заметить, тутошний:
«…А бурым медведям ход настрого запрешшен.
По зажилью столбы понаставлены и надписи на них: «Бурым медведям ходу нет». Раз вез мужик муки мешок: это было вверху, выше Лявли. Вот мужик и оборонил мешок в лесу.
Медведь нашел, в муке вывалялся весь и стал на манер белого. Сташшил лодку да приехал в город: его водой да поветерью несло, он рулем ворочал. До рынка доехал, на льдину пересел. Думал сначала промышлять семечками да квасом, аль кислыми штями, а потом, думат, разживется и самогоном торговать начнет. Да его узнали. Что смеху-то было! В воды выкупали! Мокрехонек, фыркат, а его с хохотом да с песнями робята за город погнали.
За Уймой медведь заплакал. Ну, у нас народ добрый: дали ему вязку калачей, сахару полпуда да велели в празники за шаньгами приходить».
Томимые жаждой эмоций, мои партизаны зашли в гастроном и набрали копченой камбалы, которую мы заточили не то на шестом, не то на восьмом этаже какой-то открытой всем ветрам офисной коммуналки. Просто поднялись на лифте и сели на имевшейся кожаный диван. Этот экспириенс оказал впечатление на всех нас.
Пошатавшись по центру, пошли в отель, потому что замерзли и хотели спать как медведи – бороться. Договорились высунуть жала из отеля ночью, пробежаться по клубам в сумерках начинающихся белых ночей.
III
Этого не произошло – будильник не сработал опять.
Следующий день был посвящен Малым Корелам – музею деревянного зодчества, расположенного к югу по Двине. Чтобы добраться до него, нужно проехать весь Архенгельск насквозь и потом еще немного – на это уходит почти полтора часа. Благо, бас ходил прямо от отеля.
Солнце опять было неизвестно где и все было таким серым, что просто нечего было фотографировать.
Малые Корелы – это куча деревянных храмов, домов, изб, амбаров, мельниц, бань, овинов и просто срубов, наставленных там и сям в лесу, который сам по себе достоин отдельного рассказа. Покрытый мокрым снегом, он раскинулся на холмах, связанных паутиной деревянных тротуаров, мостов и лестниц. Нам повезло – был День музея и вход был бесплатным – еще одно очко в пользу северной щедрости. Оружейная палата никогда не бесплатна, даже в день инаугурации Медведева.
Удивительное сочетание – снег и 15 градусов тепла на солнце, которое высунулось все же и добавило красок в эту флюорограмму. Понятое дело – промочили все ноги, в связи с чем пришлось развесить носки и сделать привал в одном из этих живописнейших деревянных пит-стопов, которые понатыканы там и сям.
Потом подразорили сувенирную лавку и пошли жрать.
Оставалось еще полдня, которые было решено посвятить Белому морю.
Басы в Северодвинск ходят от МРВ – Морского – Речного Вокзала. Час сонного колыханья в маршрутке – и вот он – атомный кулак России.
Северодвинск – обширный город, весь сделанный из серости и разбитых дорог. Тем не менее, что-то сакральное есть в его многочисленных двухэтажных улицах, на которых то и дело встречаются сгоревшие или просто разрушенные дома.
Отметив дальнюю точку города очередным «камбала-напасом», пошли искать Белое море. Нам повезло – до наших небес мы достучались на закате, который горит здесь так долго, словно солнце, мучимое совестью из-за своего позднего появления, отдает, по своей северной честности, все долги. Сумеречный терминатор делил небо и море ровно пополам, как яблоко. По правую руку – янтарный пожар, по левую – свинцовая пелена. Тревожная любовь двух альбакланов завершала эту дуалистическую инсталляциию.
Город подходит к самому берегу и искать кафе долго не пришлось. Правда, спорт-бар был набит до отказа ввиду хоккея, но в пяти метрах имелось его расширение в виде ресторана, где мы и осели. Солнце не падало почти до самой полуночи… и это трудно даже передать – солнечные блики на лице собеседника в 11 ночи – бронзовые и густые, как масляная краска. И вот, пока русские били канадцев в Квебеке, мы смотрели на солнце, каким оно станет через пару миллиардов лет – тусклым и загадочным.
Ночной трип в Архангельск сопровождался беседой с водителем – мировым парнягой, рассказавшем все об атомном судостроении.
Белые ночи только начинались – тонкая полоска неба на горизонте, свободная от туч, светилась неоновым светом. Потом здесь станет невозможно спать по ночам.
Двухчасовой провал в сон… такси… аэропорт.
Я не чувствовал грусти, привычной при отъезде – не успел еще прикипеть к городу. Она приходит сейчас.