Урал – тяжелый и большой, словно каменный валун. Иногда холодный и острый, иногда – горячий и пыльный. Солнце тут рентгеновское и. хоть и не сильно жарче, чем в Москве, но прожигает всё на раз.
Дурак платит дважды
Как инвалид умственного труда я присмотрел себе в Интернете электричку, которая приходит в аэропорт аккурат за 15 минут до взлета. Неторопливо собирался, вышел с запасом и только в метро ко мне вернулся разум – регистрация заканчивается за сорок минут до отлета. Или начинается за сорок? Вернувшийся разум притащил с собой миллион терзаний. Нет большей пытки, чем тащиться в аэропорт, зная, что все хлебные карточки гарантированно утрачены.
Аэроэкспресс значительно увеличил мои шансы, но когда я подошел к регистрации, они удовлетворенно сообщили мне, что я опоздал (хоть какое-то развлечение, небось с семи утра у них еще никто не опаздывал). Подобрав челюсть, я попытался заговорить, но не удалось, пришлось двигать челюсть рукой. Тогда я строго и требовательно обратился к ним:
— А что же делать?
— А хрена ли тут делать, вали отсель! – написано было на лице тетки-регистраторши, но в дело вмешался энергичный аэропортовый служащий в форме и сказал:
— Велика беда, не спорю, но могу помочь я горю. Давай на стойку опоздавших сукиных сынов, там заплатишь две тыщи и сядешь. Либо полторы мне и сядешь быстрее.
Я прикинул расклад и говорю – лады. Только у меня 5000 одним куском, он говорит – подумаешь. Подвел меня к обматывателю багажа. Обматыватель запустил руку в глубокий карман и как пучок петрушки вытащил на свет сколько ухватил пятисотрублевок. Мы трое рассовали по карманам каждый свое и разошлись как в море корабли.
Я бежал за ним по аэропорту с развязанными шнурками с ремнем в зубах, одновременно распихивая по карманам паспорт, билеты и деньги, а мой Вергилий подбадривал меня весёлым «эге-гей, твою мать!». Ну и что вы думаете? Я был первым среди десятка опоздавших. Вот интересно узнать у специалистов – стоит ли это полторы штуки?
Светлый
Евгений встретил меня в аэропорту и повез знакомиться с родней. Коттедж в 18 км от Челябинска населен оказался густо: он с женой и двухлетней дочкой, его родители, сестра с мужем, подруга мамы из Перми плюс соседи и живущие неподалеку родственники. Живут люди домами – по нескольку поколений в каждом. Урал. Я представлялся всем запросто:
— Чечевицын… Я, господа, впервые сегодня в Челябинске как гость… Я, господа, вообще в Челябинске впервые.
Предлагал Евгению пойти в индейцы, он говорил, что пошел бы, но у него семья.
Да, Светлый – это название поселка.
Челябинск
Челябинск — место довольно унылое.
Жуковскый
Сопровождавший убитого бонбистами Александра Второго в поездке по стране Жуковскый выразил свою любовь к Челябинску в четырех словах. Это и понятно, что мог внушить искушенному поэту маленький серый городок с несколькими тысячами жителей. С тех пор многое поменялось. Челябинск основан в 1736 году как одна из цепи крепостей, необходимых для закрепления империи на восточных рубежах. Таким образом, первоначальное значение города – военное, как, например, у любимого мной Пскова. В это время Средний и Малый казахские жусы (рода), расселенные по пограничным с Россией территориям, заявили о лояльности русской короне. Крепость была нужна для обозначения русских рубежей, а также для укрощения легких на подъем башкир, которым в те времена что любить, что резать было без разницы, лишь бы кровь была.
С отодвижением пресловутого «русского фронтира» Челябинск утрачивал военное значение. В 90-е годы 19 века в Челябинск приходит Транссиб и за десять лет население города увеличивается с 17 до 80 тысяч. За звериные темпы роста в это время его называют «русским Чикаго». Я принадлежу к числу ценителей таковых обозначений: «Уральская Рица», «Куроподмышкинский Арбат», «русская Венеция, Швейцария и Жванеция». Ни пророков, ни красот в стране нет – так, одни жалкие отражения ззабугорщины. Таким креативщикам надобно гвоздь в голову вбивать. Все хорошие люди должны собраться и убить всех плохих.
На рубеже 19-20 веков Челябинск становится главным перевалочным пунктом для переселенцев из Европы в Сибирь.
Потом, в гражданскую – битва за Челябинск, отсюда выбивают Колчака и город становится советским, затем – индустриализация, Челябинск – центр металлургической индустрии, среднего машиностроения и связанного с ним ядерного проекта. Перед входом в городской парк стоит памятник Курчатову, за спиной которого – разорванный атом. Очень красивое сооружение, особенно доставляют тонкие лучи, исходящие из половинок расщепленного ядра, видимо, символизирующие бозоны Хиггса. Там, в глубине городского парка, находится гранитный карьер Изумрудный, который теперь – озеро, а раньше – потенциальный урановый рудник. Хватило ума его не разрабатывать, потому что ценою тех раскопок стал бы сильно развитый и большой город.
Теперь в городе более миллиона народу. Город состоит из семи огромных районов, некоторые их них даже больше, чем огромные – огромандные. При миллионном населении Челябинск по площади меньше Москвы всего лишь вдвое. Тут уже много лет строят метро, на подходе, кажется, три станции, но когда их запустят, я не понял. Город стоит на стыке тектонических плит, одна из которых сильно жесткая, что также сказывается на скорости строительства. Ехать по городу на автобусе – сплошное удовольствие, успеваешь трижды преодолеть стадию быстрого сна и наслушаться много уральской речи. Говорят на Урале клёво, как по нотам, выделяя ударные звуки и понижая следующие за ними безударные. Четырехсложные фразы раскладываются на ля-ре-ля-ми. Одна тетка сделала царский подарок в сокровищницу русской словесности и я от всей души люблю ее за это: маршрутки в пригороде часто водят женщины (о, да, Урал крут!) и вот одна пассажирка, запарившись ждать, высунулась в окошко и предложила уже двигаться:
— Де-ву-шка!.. По-е-ха-ли… те!
«Поехалите» железно вошло в мой лексикон и теперь я говорю так, не задумываясь.
Представьте, как было бы хорошо:
« — Девушка приятная, на инструментах разных играет… Поехалите, Мокий Пармёныч, поехалите!»
Город стоит на Миассе – заболоченной и цветущей речке. Несмотря на ее санитарное состояние, в речке изнуряются байдарошники и канойщики, что говорит о высоких спортивных стандартах горожан. Говорю без иронии – молодцы. Уважаю упертых и настойчивых людей. Подумаешь, речка цветет: отодвинул кувшинку веслом и плыви себе дальше. Не целевая федеральная программа делает людей спортивными, а токмо сами люди, вот такие байдарошники.
Близ речки стоит краеведческий музей – очень прокачанный и не уступающий какому-нибудь палеонтологическому в Москве. Право слово, мастерство такседермистов и подельников-моделистов достойно высших похвал – люди с золотыми руками и светлой головой.
В Челябинске есть улица Сони Кривой. Софья Кривая была революционерка. Что заставило дать улице имя не Софьи, а Сони? Либо любовь к самой Соне, либо заказ корпорации Sony. А может, корпорации Panasonic, ведь Соня-то – кривая.
Хотели назвать одну улицу именем Джона Леннона, но, видимо, инициатора вовремя выпороли вожжами.
«Теперь, Машенька, о главном»: в Челябинске есть Арбат, как же-с? Не извольте беспокоиться, всё как у людей. Арбат в Челябинске называется улицей Кирова. На улице имеется сине-зеркальный небоскреб (все российские небоскребы – сине-зеркальные, видимо где-то для этого специально выстроен завод синих зеркал. Или синие зеркала неразличимы с бонбардировщиков? Дайте знать).
Кроме того, вся улица искусно изукрашена литыми скульптурами производства Каслинского литейного комбината. Сюжеты тех скульптур, во многом, нетривиальны и очень интересны. Некоторые – очень трогательные, например, тетка-модница у зеркала или бронзовый ветеран, посаженный на обычную лавку напротив памятника танкистам. Некоторые – полны отчаянного цинизма, к таковым отношу бронзового же нищего перед Альфа-банком. Отдаю должное креативности банкистов-профессионалистов (Иван Арнольдыч, приготовьте, пожалуйста, гвозди), но что, — никто не видит в этом какого-то бескрайнего палева? Это, конечно, очень смешно, у нас нищая страна, да, давайте смеяться, чтоб, блин, не было так грустно – так, чтоль? Лучшая реализация пресловутой «социальной ответственности бизнеса», которую я знаю, так держать.
На территории города разбросаны будки с надписью «Горячее питание» — челябинский ответ стардогам. Очень хорошее начинание – русское название и охренительное покрытие – такие штуки можно встретить почти везде. К сожалению, торгуют они все теми же мясными булками с солеными огурцами, завернытыми в целлофан. Булки те – тухлые, заявляю ответственно, надкусил и пришлось срочно выбрасывать. Тетки в тех будках тоже хамки. Видимо, понимают, что торгуют гуаном и им заранее неловко. На той же Кировской говорю в такую будку:
— Дайте еще пару салфеток.
— Хрена тебе, а не бумажных изделий, у нас оне дефсит.
— Да мне-то какая разница, давайте салфетку и дело с концом!
— А вот это видел?
— Какая ж вы всё-таки противная!
— Сам противный.
Откланявшись, я пошел травиться их едой и выбрасывать ее в помойку.
Сразу хочу отсечь мысль о тотальной вредности челябинцев. Едем раз в автобусе и тетка ни с того, ни с сего говорит мне человеческим голосом:
— Давайте рюкзак подержу, тяжелый небось!
Понятно, не стал я ее заваливать своим скарбом, но был я культурно шокирован. Это же ужас, до чего хороший народ!
В городе полно вузов. Здание Уральского университета – уменьшенная копия московского.
Напротив педагогического стоит каменный Горький, держит в руке шляпу. Про него говорят, что шляпу он наденет, когда диплом получит студентка-девственница… Честно говоря, не нравятся мне такие инсинуации. Ну, типа, всё понятно, но какого черта всё обобщать и выпячивать. «Кто сказал, что за кортье с шопардами Ксению пускали на общак? Тем скажу – вы пи…расы, гады вы, джентльмены так не говорят!»
Храм Александра Невского в Челябинске, возведенный в начале 20 века в память об убийстве Александра Второго, содержит орган и там даются концерты. Вокруг храма идет большая возня с возвращением его РПЦ. Куча праздных балбесов своим постоянным присутствием показывает, что эта идея общественности не чужда. В этих дрязгах опять замечен губернатор области и Кирилка. Вот мне интересно, если такие шишки хотят одного и того же, что является той необоримой силой, которая встает у них на пути?
Храм находится на Алом поле – городском парке, посвященном героям-комсомольцам. Или героям гражданской войны, что-то такое. Символ парка – Орленок: памятник, изображающий замученного молодого человека с связанными за спиной руками. Рассказывают, что при приеме в комсомол неофитов проверяли на вшивость:
— Ты знаешь памятник Орленку?
— Конечно! Памятник Орленку был поставлен…
— А в какой руке у него граната?
— А?.. А… в левой? Или, это… в правой? А у него есть граната?..
Короче, надо было отвечать четко и без вариантов: у Орленка в руках нет гранаты.
Другой вариант:
— Готов служить делу коммунизма?
— Готов!..
— А если б ты вёз патроны?!
Троицк
Город Троицк стал известен мировому сообществу через фильм «Вавилон нашей эры» (“Babylon A.D.”) с Вином нашим Дизелем. Там еще играла интересная французская кукла, как звать – не помню. Троицк фигурирует в фильме как перевалочный пункт из Казахстана в Россию. Интересно отметить, что в фильме он показан сделанным сплошь из красивых сталинских административным домов белого и красного цвета, засаженных тоталитарными елками. Ответственно заявляю, подобных пейзажей в Троицке нет.
Дорога с жд-вокзала туда, где есть люди – это много деревянных домов, адская жара и пыль. В одном месте избушки образуют перекресток улиц Пушкина и Гоголя. В последний раз так они встречались двести лет назад, когда Пушкин рассказывал Гоголю идею Мертвых душ, не иначе. Затем – речка Увелька, вполне себе живописная, а потом – старый-престарый Троицк. В 19 веке здесь была крупнейшая ярмарка с огромной перевалкой зерна и товаров из Сибири и Азии в Европу и наоборот. Теперь это маленький уездный город, в который интересно приехать на позырить, при этом не оставляет мысль – как же они тут. Население города – около 80 тысяч, эта цифра не меняется уже лет шестьдесят.
Весь город отлично просматривается с колеса обозрения, проезд стоит 20 рублей.
— Можете кататься хоть два раза, все равно никого нет.- сказал нам бабулька-контролерша. Это еще раз к вопросу о душевных свойствах уральских женщин.
На нас смотрели как на диких, особенно на мой фотографический аппарат и арафатку, которой я обмотал шею, чтоб не сгорела.
В центре – большой храм, видимо, Троицкий. Очень нарядный внутри. К слову сказать, вокруг города установлено несколько больших каменных крестов-оберегов, один из них мы видели.
Администрация в центре Троицка выглядит так же, как и в любом подмосковном городе, например, в Домодедово: площадь, здоровая халабудина с антеннами, Ленин. Дороговизна автоматических мобилей, припаркованных окрест, создает когнитивный диссонанс в сравнении с городскими повозками. Радость наполнила наши сердца при мысли о том, как народ любит свою власть, давая ей возможность кататься на приличных тачках. Здесь вам не дикый Лондон с его велосипедными мэрами! Этим Троицк похож на любой другой русский город в независимости от размера.
Блуждания по городу закончились большим открытием: мы искали торговые ряды и, в конце концов, нашли. Ряды такие же, как в Костроме или Суздале, ну и, думается, ровесники оным. Отличие лишь в том, что закрытый для строительства Суздаль или строго по проекту застроенная Кострома сохраняют исторический центр в определенной архитектурной гармонии. В Троицке же старые торговые ряды мирно сосуществуют с хрущобами. Очень интересное зрелище. Обогнув ряды по периметру, мы, казалось, попали на другую планету: перед нами лежала пешеходная улица повышенной красивости и ухоженности. Да-да, натурально – Троицкый Арбат! Фонтаны, скамейки, мраморные бордюры, обновленные фасады. Ни следа пыли и грязи. На этой улице стоит здание какого-то местного университета, видимо они стараются привлечь абитуру. Страна будет счастливой, когда всё в ней будет похоже на эту улицу. Только такого не будет никогда.
Миасс
Следует сказать про интересную особенность Южно-уральской железной дороги. Отъезжаешь от города на электричке и идет, к примеру, станция, «2042 км» (да, как у Войновича). Следующая станция – «1240 км». А потом, часа через три, идут уже «98», «92 км» и прочее. Вот как расстояния меряют, прямо на тысячи. Но это объясняется тем, что паровоз постоянно меняет ветки и счет расстояний на каждой свой.
От Челябинска до Миасса спать три часа. Периодически просыпаешься, чтоб услышать сказочные башкирские названия: Кисигач, Чибаркуль (озера). За окном ничего особенного не происходит, вагоны постепенно пустеют, а потом сразу – ханч! – за окном Миасс и похожие на слонов горы.
Первой целью в Миассе был минералогический заповедник. Я представлял его себе как ворота с кассой перед раскинувшейся до горизонта каменоломней, а он оказался музеем на красивой, заросшей лесом горе. Внутри – четыреста мильярдов сказочных по красоте булыжников. В первых трех залах говоришь «Ах!» перед каждым стендом, а потом голос садится и глаз замыливается. Невероятных расцветок и составов камни кажутся нормой и представляется уже, что весь мир построен именно из них и даже хижина дяди Тома была сложена не иначе как из зеленого нефрита. Потом мы набрали каменного сувенирного хлама, я всё искал малахитовый булыжник, но мне его не предоставили, пришлось довольствоваться какими-то мизерабельными зелеными крошками. Не менее, правда, красивыми. Потом мы поднялись, насколько смогли, на гору. Как выяснилось, там стоят вполне себе нехилые домишки, притом не новоделы, а солидные, старые огромные жилища с крутым видом на озеро Ильмень.
Отец Федор не преминул бы заметить, что город Миасс по населению и культуре значительно превосходит город Троицк. Город красивый, расположенный на одноименной речке в распадке между двумя офигительными горами. Именно в Миассе делают грузовики «Урал», этот завод мы видели, он здоровый, у них даже есть собственная ТЭЦ. Большая эмансипация видна и здесь: согласно фотографиям перед заводом конструкторами и инженерами нам трудится много теток.
На вторую гору Миасса мы поднялись до самой вершины. Это конечно, не Эльбрус, но открывшийся вид уронил в обморок живущего во мне среднерусского тушканчика. Вот ровно таких видов я и хотел от Урала. Можно представить, что царило в душе первых чуваков, переваливших за Камень давным-давно. Сначала: «Охренеть!», а потом: «Мля, да тут вода! Млин, да тут лес! Мы, пожалуй, тут заводик припоставим и на рыбалку станем ходить». Воля, красота и ресурсы. Ну и, конечно, Урал-река в сердце козака.
Екатеринбург
Автобус от Челябы до Ебурга идет ажно 4,5 часа, хотя от одного до другого меньше 200 км. Объясняется это просто: сорок минут автобус выезжает из бесконечного Челябинска, три часа тащится по не сильно широкой дороге, робко обгоняя трактора, и еще 40 минут крадется по забитым дорогам Ебурга. Да-да, статус столицы (именно столицей себя считает Ебург, впрочем оправданно) обязывает иметь пробки-с. И пробки, товарищи, в Ебурге есть.
Екатеринбург представлялся мне чуть более высокой и немного сильнее раскрашенной копией Челябы, каково же было удивление оперативников, когда они увидели то, что увидели. Город, должен я вам сообщить – сказочный. Просторный (несмотря на узкие дороги), светлый, вылизанный и вычищенный, с кучей небоскребов (правда не очень высоких и сделанных сплошь из синих зеркал), с красивыми затейливо изукрашенными фасадами и проч. Честно – Москва-Москвой и Питер-Питером. В конкурсе красоты русских городов «Разлюли-2010» я присудил бы Ебургу второе место. А Питеру бы – третье.
Сразу видно, бабки в городе есть, да и как им там не быть, помимо администрации области тут представительство президента, куча промышленности и образования. Из переходов слышится исполняемый дурными голосами русскый рок местного производства.
В Челябинске ругают Ебургское метро: и низкое и коротке и т.д. На поверку – метро как метро, вполне себе московское. Ну составы на пару вагонов короче и интервалы между поездами длиннее, но это же мелочи. Метро тут строят заметно быстрее. Не как в Китае, конечно, но всё равно. Три года назад в городе работало три станции, теперь – уже девять. Даже гранит – не помеха, когда в дело вступают бабосы. «С деньгами-то можно дела делать, можно… Хорошо-то тому, Василий Данилыч, у кого деньги есть!»
Уверен, что среди читателей найдется хотя бы один, полагающий, будто бы в Екатеринбурне нету никакого Арбата. Для такового фомы имею я небольшой сюрприз: Арбат в Ебурге зовется улицею Вайнера!
Блеск и нищета куртизанок…
Большой косяк Ебурга, как, впрочем, почти всех русских городов – отсутствие лавок и туалетов. Такое ощущение, что город выстроен исключительно для коней, которые даже спят стоя. Причем, бронзовых, понятие «отливать» для которых сопряжено исключительно с появлением на свет. Уважаемые представители президента и прочие слуги, ходите, блять, по своим вотчинам хоть иногда пешком!
Очень много в Ебурге мальчиков топлесс. Прям ходят по центру взад-вперед. Ну не то, что один или двое шальных придурков, а прям реально – стада. Некоторые с девушками. Типа – МАЕЧКА в руке и идет, вышагивает, апполон, мля, бельведерскый, тихий ужас. Некоторые голоторсые замечены даже в свадебных толпах. Ничего можете мне не говорить, это – уродство. Так можно ходить в деревне, я сам обожаю ходить в одних трусах, но, блять, ничто не заставит меня надеть туфли, белые носки, тупые китайские шорты, снять майку и гулять в центре любого города с населением более 15 человек.
О свадьбах и святости
Логическим центром Ебурга с некоторых пор стал Храм на крови, построенный по распоряжению Бори на месте дома инженера Ипатьева, где были, стал быть, казнены императорские домочадцы вместе с самим, стал быть, императором.
Многие считают это место средоточием лицемерия и двуличности. Сначала замученный царь, ни разу не святой, но тем не менее канонизированный дядя, сделавший ключевой вклад в то, что привело к его же казни. Потом партийный функционер Боря, который, понимашь, вдруг стал православным и даже монархистом. Потом поборы с предпринимателей: «Не желаете ли пожертвовать, а то у нас налоговой заняться нехуем, могут подскочить!». К слову схема отбора бабла у предпринимателей и предприятий работала и при строительстве ХХС в Москве и. к примеру, храма Ушакова в Саранске. Теперь слушайте продолжение.
Место, где стоит храм в Ебурге, называется Святой квартал. Ага, прям святой. Одна минута из жизни святого квартала (ровно столько времени потребовалось, чтоб мы стали счастливыми свидетелями вящей святости). Перед нами останавливается тачка с лентами – свадьба, короче. Оттуда выползают толстые пьяные девушки и вьюноши. Пока водитель паркуется, они, таща шампанское, ведут светскую речь:
— А-а-а! Бля-я-я. А что, стаканЫ-то тут, чтоль оставляем?
— Ох…яем! С собой бери!
— Зачем еще?!
— А чтоб не спи…или! А-ха-ха-ха!
Спешу заметить, что тут я ничего не приукрашиваю – квартал действительно свят.
Зашли в храм – натуральный дворец, просто роскошный. Другого слова не подберешь.
Свадьбы в пятницу вообще – по всему городу, еще один признак столичности: начинать нужно в пятницу, чтоб на день больше бухать. В парках всякие невесты и женихи, окруженные пацанчеками в обязательных светло-бежевых костюмах (так нарядней) либо, наоборот, вообще без верха, а также тетьками и дядьками всех возрастов. У всех в руках – стаканчики с вином и пирожки. Реально, пирожки – обязательный элемент раздаточного материала. Еще раз — пламенный привет федеральной целевой программе развития спорта и велосипедного транспорта.
Очень многого в Екатеринбурге мы не видели, галопический осмотр центра дал лишь общее впечатление, надобно ехать в Ебург наподольше.
Зюраткуль
Зураткуль – заповедник с горами и озерами к западу от Челябинска. Спать до него часа четыре. Всю дорогу похожий на дядюшку Альберта из «Мери Поппинс» экскурсовод говорил нам лекцию в жанре «что вижу, то пою»: «А вот тут у нас колбасный завод. Приезжал как-то сюда капитан Колбасьев, больший почитатель джаза, да-а! Вот тут у нас березы растут. Сейчас въедем в парк, там живет медведь. Кто сойдет с тропы – тот проиграл!». Но про историю области он тоже чего-то говорил, я слышал сквозь сон.
Высадили нас перед какими-то деревянными воротами и повели по деревянной такой тропе. На деревянных тропах в лесу жутко начинают нервировать бабочки. Прям сильнее, чем медведи. Вместе с нами по той тропе пошел дождик и не отставал, пся крев, до самой вершины. Постепенно тропа становилась все уже и уже, пока совсем не пропала где-то в лугах. За лугами начался подъем, сначала спокойный, потом какой-то прям дикий и каменистый. Последним рывком стало нагромождение песчаника или чего-то в том же роде, которое тянулось до самой вершины. На здоровых глыбах начали образовываться лужи, а мелкие так и норовили зажать ногу и сломать ее нафиг. Ну, вообще .я понимаю, что тот подъем не имел вообще никакой категории сложности, иначе на него не пустили бы туристов, но с непривычки он казался жутко приключенческим. Сидишь на камне на высоте 1100 метров, дождик идет и ветер дует, а вокруг жуткая красота, горизонта не видно и небо сливается с землей и сквозь всё это просвечивает озеро внизу. Озеро и гора называются одинаково.
Спуск был, кажется, труднее, по крайней мере, сначала. Потом ноги адаптируются к козьему ходу, но на следующий день болят бицепсы на ляжках.
Потом сходили на само озеро, мои попутчики говорили слова, типа «берег глинист да песочен, коли озеро не прозрачно до самоего дна, мы в таковое не полезем». Я такими мелочами не парился, потому что какого фига – я, может, здесь больше никогда не побываю.
На обратном пути, когда шли к автобусу, дядюшка Альберт, прознав, что я из Москвы, передал мне диск с его творчеством – что-то про горы и пещеры. Пришлось срочно прекратить распевать «Убирайся прочь, Эндрю!» и сказать слова благодарности. Второй диск достался тетке из Перми. Такой вот прямой маркетинг. Пока еще я тот диск не открывал, но, говорят, там песни про Снежинку и прочий походный набор.
Уральская деревня
Стиранее границы между городом и деревней – любима мечта дедушки Ленина – реализовывается в России хреновее, чем, к примеру, в Америке. Но всё же прецеденты есть. В Челябинске, например, мой друг с семьей проживает в коттеджном поселке, который является сателлитом районного поселка, а тот, в свою очередь, входит в орбиту Челябы. Говорить о стирании границы в чистом виде, правда, не приходится, поскольку всё это стоит в 18 км от города, транспорт там есть, но проблемный, например, после 9 вечера домой можно и не попасть.
Поселок строился местным советским еще магнатом в эпоху упадка, когда разрешили обналичивать безналичные «производственные рубли». Кровавый оскал совка реализовался тут в виде здоровенных двухэтажных домов с огромным количеством просторных комнат.
Есть тут несколько косяков, например – вода и интернет, напора совсем почти нет, особенно в пору полива. Другой – отопление. За зиму дом съедает 2000 кубов газа и люди боятся думать, что будет, когда за него заставят платить по европейским ценам. Плюс всякие дополнительные расходы различной срочности: поставить новый бойлер или переложить крышу – вылетает в суровую копейку даже по московским меркам.
Окрестности очень красивые – маленькая речка с покрытыми лесом холмистыми берегами.
Вокруг разбросаны деревеньки. Одна из них сохранила, разрушающийся правда, облик советской зажиточности: площадь с большим памятником героям-солдатам, с венками и именами погибших сельчан, доску почета с профилем Ленина перед сельским ДК. Всё выглядит еще солидно, присутственные места обновляются и содержаться в приличном виде. Здесь есть несколько магазинов (это большой показатель), общеобразовательная школа и школа искусств. Причиной такой солидности является, по-видимому, проходящая рядом железная дорога. На чужих тут смотрят пристально.
Урал – один из главных мускулов страны, так я о нем думал, таким он мне и показался. Надобно побывать в Сибири, Приморье, на Алтае и севере.
Искренняя благодарность Жене: истинному товарищу, другу и историку.
