Псков: прекрасный, совковый, крутой, однозначно великий
Что мы, товарищи, знаем про Псков? Я, как малограмотный, знаю только, что Псков всегда упоминался в книжках либо как придаток Новгорода либо в контексте «Новгород – Псков – Владимир – Переяславль – бла-бла-бла». Известно также, что вбитый в землю суровыми веками, Псков был здоровым шилом, как которое постоянно напарывались немце-литовцы, во время своих многочисленных поползновений. Поэтому и выглядит город по-деловому: крутой суровый кремль, грамотная и мускулистая линия фортификаций по-над речкою и куча музыкальных церквей. Построил стену, наполнил арсенал, отбил атаку, восстановил стену, восполнил арсенал, отер бороду, пошел помолился да на колоколах поиграл. Очень правильный подход к жизни: строй крепости и церкви, тогда все, что за спиной, будет жить и процветать.
Девушка под названием Даша как-то заметила, что зимой смотреть Псков холодно даже в лыжных штанах. Можно, конечно, надеть двое лыжных штанов, но тогда будет уже не важно, в Пскове ты или, скажем, в Семипалатинске. Нельзя не согласиться с мудростью людей, оснащенных лыжными штанами, мы были трижды правы, сходив в Псков летом.
Ехали долго, большую часть времени убив на московскую пробку перед МКАДом. Московские пробки очень сближают. В предпраздничной пробке люди могут полюбить и расстаться, в пробке могут родиться дети, в пробке можно узнать, что Аполинарий Антиохич купил далматинца. Потом была долгая скоростная ночь, закончившаяся Псковом. Приехали, радостные, утром, но весь первый день преследовало нас навязчивое впечатление, что Псков – это совок, густо намазанный на славянскую архаику. Кремль и церкви сохранились сами собой, а потом никто не разбирал, что и зачем – ставили советские бараки и хрущобы туда, куда они могли впихнуться. Так неряшливый кладовщик загромождает коробки с клубникой картофельными мешками и бочками удобрений.
Стоит оговориться, что результатом безалаберных поисков гостиницы, начатых за неделю до десанта, стала гостиница Рижская – единственное место, где удалось купить проживание. Причем платили не самой гостинице, а агентству, 100% вперед. Расположенная на Рижском проспекте, недалеко от речки, гостиница представлялась очень дельным вариантом. Но, если, согласно тов. Кузьмину, на рижском взморье воздух свеж, то всё, что расположено на Рижском проспекте Пскова, покрыто тленом и коростой. Выстроенные за час и на века из виниловой вагонки рынки, стрёмные советские коробки, а над всем этим гордо довлеют гостиница с одной стороны и здание Межрегионгаза – с другой (большой привет группе Газпром: думаем о будущем, засираем прошлое).
Конечно, нам сказали, что номер заказан лишь один, а не два. Конечно, потом всё решилось. Бумажки, этажерки, свисающие далеко за раковины краны, две кровати в номерах twin, вырванные из телевизоров антенны, вырванная из СССР мебель, вырванный из стоимости завтрак, вырванные из всякой морали портреты местных хлебопёков, платный карточный wi—fi (карточки только на 500 рублей!), перепутанные выключатели и пустые, но громкие холодильники «Саратов-2». Что могло сделать утренний сон более сладким? Ничто, даже чай с мёдом. Друзья, планируйте места ночлега заранее и, пожалуйста, помните: гостиница Рижская в Пскове – это путешествие в прошлое. Если у вас ностальгия по 80-м, — вам сюда.
Чтобы хорошо разобраться что в городе где, рекомендую заблудиться в нем посерьёзней, а потом купить карту. На поверку, ориентироваться в городе с речкой и населением менее 200 000 очень нетрудно. Мешают только складки местности и бурная растительность, которые скрывают целые башни. Так мы искали Гремящую – прошли мимо нее три раза, пока добрая тетька не отвела нас за руку и не сказала: «Да вот же, блин она!». Сквозь сучья дерев брезжило что-то неопознаваемое, оказавшееся в последствии башенной крышей. Гремящая башня и прочие другие фрагменты старых фортеций представляют собой живописнейшие, хорошо, впрочем, сохранившиеся руины. Центр города напоминает огромный зеленый парк с речками, мостами и храмами, ехать – только летом!
Город разделен напополам рекой Великой, в правый берег которой впадает Пскова. Сто километров севернее они впадают в Псковское озеро, а еще выше оно становится Чудским – огромным сердитым монстром. На стрелке Великой и Псковы стоит Кремль, в обе стороны от него, по берегу Великой идет стена.
Псковская архитектура ужасно музыкальна – каждая церковь снабжена звонницей, похожей на какой-то стилизованный металлофон: двойные, тройные и еще более широкие ряды колокольных арок. На левом берегу реки Великой у Ольгина моста стоит даже целое колокольное пианино; в Печорском монастыре вообще установлена сложная звонильная установка из двух зданий. С одной стороны логично заподозрить псковитян в широкой музыкальности, а с другой – с большой долей вероятности можно предположить, что такое обилие поющего железа служило отличной системой сигнализации в случае очередного набега. Кроме того, металлические резервы внутри крепостей позволяли осажденным в разумные сроки понаделать новых пушек взамен исстрелянным до окурков (в случае цитирования не забывайте ссылаться на абсурдопедию мордовского очкарика). Беглые прикидки говорят, что на каждого жителя псковщины приходится в среднем по два колокола. Если разделить их между аборигенами поровну, а затем обеспечить всех коромыслами, думаю, поднялся бы такой шорох, что литовские, белорусские и эстонские границы сдвинулись бы в сторону заката в двухдневный срок. Наверное, даже коровам навешивали чугунные колокольчики разных тональностей, и, подбирая стада соответствующим образом, создавали поющие эскадрильи: блюзовые, хороводные и диатонические детские группы «Телячья нежность».
У Кремля негаснущей северной ночью стоит подростковый тусеж в городском стиле – кеды, пиво и мопеды, а там где бетонная набережная становится песчаным пляжем, замечено большое количество мест для пикников. Основание стен закрыто бурной травой, там круто и красивый закат.
Вообще, ночью на улицах города народу едва ли не больше, чем днем. Наверное, лето здесь – еще больший деликатес, чем в Москве.
Народ простой, молодежь гоповатая, тинейджеры эмообразные, но встречаются роллеры, веллеры и типичные ботаники-стихоплеты. Близкие контакты третьего вида были немногочисленными, стоит отметить лишь один. Выйдя в ночи к памятнику Ольге, стоящей на постаменте, окруженном местными подвижниками, мы решили обойти его вплотную кругом и посмотреть на лица. Вернувшись на исходную, были подхвачены каким-то пивным крокодилом, который решил найти среди нас друзей. Пару пива он уже принял, впереди было еще четыре, настроение приподнятое, а тут бешеные туристы лазят по памятникам! То, что надо.
— Вы знаете, к чему вы прикоснулись?!!
— Знаем, — бурчу я, сидя на корточках и пытаясь впихнуть каменную махину в пятидесятый портретник. А сам перебираю варианты: «К камню? К голубиному помету? К лицу игумена Корнилия? К истории?». — К истории!
— Вы прикоснулись к счастью! Что-то хорошее вас ждет впереди! Бла-бла-бла! А я сам из Архангельска.
— Хороший город Архангельск.
— Даже из Северодвинска.
— Хороший город Северодвинск. – Что мне, жалко? К тому же Северодвинск город и впрямь сильно нетривиальный.
— Бла-бла-бла, три рубла! Бла-бла-бла! – Мужик и не думал нас покидать. Он жаждал общения и приключений.
— А вы теперь так и будете с нами гулять?!
— Придурок, — ласково парировал ночной незнакомец. Потом добавил что-то про то, что действительно, надо держать ухо востро и свалил, попросив не сердиться на него. Мы обещали. Из таких вдохновенных северных выходцев, думаю, получаются Венедикты Ерофеевы.
Июньское небо в Пскове ночью не темнеет. Горизонт горит себе и горит, а густая сине-зеленая полусфера просто переползает с запада на восток и загорается утром новым днём. Но это, конечно, когда нет облаков.
Печоры
Печоры – город на западе от Пскова, на самой границе с Эстонией. Поехали туда ради монастыря с пещерной церковью. Монастырь ужасно красивый – весь на холмах и в распадках, но пещеру нам не показали. Замечательной особенностью обители является завидная борзость попов, особенно поповских командиров. Поднимаясь по своей карьерной лестнице, они одинаково неопрятно отращивают и бороды, и харизмы. И те, и другие торчат потом в разные стороны и отвращают людей, вместо того, чтобы привлекать их в церковь. Мы случайно зашли в какой-то закут, неочевидно промаркированный табличкой «Пшли все вон» и подошли к крыльцу, возле которого чиновные батьки обсуждали судьбы цивилизации. Недовольный нарушенной гармонией, один из них упер нам в грудь перст и молвил:
— А теперь ВОТ ТАК ЖЕ КРАСИВО назад.
Ну нормально? Пушкин обязательно сложил бы оду «Оставь борзометр у двери, входя в Печорску цитадель».
В грот нас не пустили по причине «Вам нужен будет сопровождающий и вообще там всё непросто». Стоило писать о ней в путеводителе, разводчики.
Большая дорога к храму называется Кровавый путь. Понятно, что без Ивана Грозного не обошлось. Грозный сходил на Ливонию, заворачивает к Корнилию, который сорок лет был тут игумном. Сели, покурили.
— Ну как сам, Корнилыч?
— Да коптим небо, помолясь.
— А, ну да… Фортецию, гляжу, спроворил нешутейную… Сам или помогал кто?
— Да кто поможет? Сам всё, сам. Да и легко ли?! Знаешь, к примеру, почем нынче сайдинг стальной? А гипсократон? А ламинат? И ведь всё, царь-надежа, то шведское, то финское! Цены-то кусаются.
— Ага, да… А ты ж, Корнилыч, сам-то из боляр?
— Из боляр, заступник, из боляр.
— Ага… Со шведами якшаисси… средств накопил подозрительных. Фортецию сгоношил… и из боляр. – Не оборачиваясь, кому-то за спину, — Нож!
Хрящ!
Но потом сразу опомнился, поднял его на руки и сам отнес ко храму по этой самой дороге. Вот потому и Кровавый путь.
Самым светлым впечатлением от монастыря стала девчонка-пуговица, которая распоряжалась свечками в лавке. С деловитым видом что-то там переставляла, а самой годов-то десять и курносая моська мягко светится от собственных свечей. Потом ее сменил равноценный пацан.
Когда обходили монастырь вдоль стен, увидели козу и решили подружиться. Подходим ближе, коза делает шаг и оказывается, что она там не одна: на траве кто-то лежит. Этот кто-то оказывается бабулькой, она поднимает голову и говорит по-старушечьи:
— Сынки, дайте мне хлеба!
Блин, а у нас и нет ничего. И как-то так все ошарашились, что никто не предложил ей денег. Надо ли было? Фиг знает, неожиданно как-то всё. Лежит бабулька, сторожит козу, потому что ничего кроме козы у ней и нет.
Изборск
Изборск – село с крепостью на полдороге к Печорам. Крепость крутая: суровая, утилитарная, без люлей. Делалась, чтоб воевать. В подвалах – арсеналы, на башнях – ДОТы. Описание арсенала интересное: свинца – 15 пудов, пеньки – 4.5 пуда. Представляю себе, сидишь, крошишь свинец да пеньку сучишь, и молишься, чтоб на подольше хватило. Страшное дело. Крепость порядком покоцана, но сохранилась хорошо. В некоторых местах объявления: «Участок стены находится в аварийном состоянии и не предназначена для прохода туристов». Интересный прием, мог быть успешно применен осажденными. Приходят немцы с пушками и осадными башнями. Глядь, на крепости надпись: «Стена в аварийном состоянии, штурм временно невозможен. Приносим свои извинения. Администрация» Немцы, рассовывая по карманам пушки и тихо матерясь на русскую безалаберность, собираются домой. Потом один из них поворачивается, подходит к воротам и тихонько стучит:
— А ви не знаете, доколь ремонтише продлевайтен?
— Да хто ж его, милок, знает, это ж тебе ремонт! Плашек три восьмых дюйма, я тебе доложу, с той зимы не шлют. Да!.. Что ты!.. – Утирает нос. – Ты, милок, слышь-ка чё? Ты, я вижу, человек хороший, хучь и немчура стоеросовая, ты вот чего: сходи-тко крепость Орешек проверь, мож, у их три восьмых плашки есть, мож, хоть там повоюешь.
— А Псковь?
— На Псков не ходи, закрыто там у них всё. Вчера один из наших вернулся, говорит – волокита страшная. Полстены под штурмы обещают только будущей весной сдати, но ты ж, милок, понимай, у князя своя экономика. Ты в следующий раз лучше со своей крепостью приходи. Поставишь, мы внутрь залезем, повоюем, пива попьем. Пива, кстати, не принесли в этот раз?
Немец поднимает щит, на котором руническими буквами, но по-русски написано «Пива нет».
— Ну так бы и сказал – «пива нет». А то… Ладно, бывай здоров.
— А если дольго ремонтирешен зайтягивайцунг?
— Ну тогда давайте у вас повоюем, время только скажите.
— Гут. Ауфидерзейн, данке…
Немцы уходят, а сзади раздается приглушенное «бхы-хы-хы-хы» и хлопок открываемого пива.
Михайловское
Михайловское известно через Пушкина. Если бы кудряшка не стал знаменитым стихотворцем, сюда не проложили бы асфальтовую дорогу и кто-то ушлый не построил бы тут отель «Арина Р». Вообще, конечно, красиво до жути. До того вдохновились, что не заметили, как в лесу, тихий и неотвратимый, настиг нас шмандец. Мы шли по дорожке и умилялись красотам, домикам и часовням, как вдруг в глазах стало темнеть и мы почувствовали признаки малокровия. Шмандец пришел к нам в виде четырех миллиардов комаров. Прокачанные как лошади, они имели отчетливые бицепсы на ляжках, а на руках – перчатки без пальцев, они врезались в тулово с силой выпущенной из рогатки щебенки, сразу впивались в трепетную плоть всеми руками и жвалами и начинали с урчанием рвать ее, крутя от удовольствия головами и отплевываясь застрявшими в зубах обрывками наших джинсов. На опушку мы выбежали подвывая и отрывая руками от задниц особенно сладострастных людоедов. Остальные жужжали в лесу и давали понять, что самое калорийное они сгрызут с нас на обратном пути. В тот момент я многое понял о биографии поэта, в частности — весь адский смысл ссылки и функционал бакенбард.
Ну а вообще, конечно, там круто, если забить на комаров и извечное разделение на «равных» и «более равных». Нам запретили шарахаться по заповеднику на машине, усиленные переговоры не принесли результатов, но внутри мы видели много машин. Не сотрудники ли это Межрегионгаза (строим будущее, гуляем в Михайловском)?
Про церковь, мракобесие, геев и толерантность
Печорские попы показательны, но не повсеместны. Как и среди людей вообще, среди попов есть такие, на которых посмотришь – ну до чего отличный чувак: и умный, и разговаривает интересно. Таких, конечно, меньше. Но в Псковских подворьях всё же «персонал» почеловечней. В одной церкви тетка у закрытого храма предлагала нам открыть его, чтоб мы всё посмотрели и поставили свечки. Мы сказали, спасибо, пусть ради нас одних не беспокоится. Зашли в Спасо-Мирожский монастырь после его закрытия (дверь была открыта), заранее ждали взбучки, но имевшиеся на территории попы терпеливо игнорировали нас, болтали о насущном, видимо понимали, что сейчас эти назойливые туристишки и сами свалят. Мы и свалили. Очень хорошее отношение, спасибо таким попам и монастырь Мирожский очень-очень красивый. Написано на стене, что был он копилкой всяких важностей, в том числе Повести временных лет. Или Слова о полку Игореве? Достала вечная амнезия.
В церкви Ильи Пророка произошел казус. Тетка-матушка была тоже приветлива и гостеприимна, но потом всё обернулось проповедью достаточно назойливого содержания, произносимой с кривой улыбочкой. Кроме прочего прозвучали сентенции о мусульманском рабстве и обращении в китайцев. Прозвучала также хвалебная референция к речам патриарха Кирюши и наступил полный катарсис. Выглядели мы, видать, достойными такого прогона и невдомек было тетке, что перед ней мусульманин, еврейка, богохульник и Аня в арафатке. Я не хочу сказать, что это было какой-то крутой удалью в таком составе прийти в православный храм, и в мыслях не было никаких политических диверсий. Ну пришли и пришли, тихо-мирно, посмотреть на старину, а ей вот надо было нас зарядить. Я ее понимаю, она считает своим долгом нести в народ искру божью, но как делают это многие церковники, получается топорно, а если задуматься, так еще и грубо. Вышли из церкви в задумчивости, Ренат молчал и на подковыки не отвечал, в нём зрела буря. Буря разразилась полуторачасовым спором, в ходе которого мы брызгали слюной и пугали добропорядочных посетителей мажорного псковского ресторана. Дети испуганно жались к стенам, а родители втягивали головы в плечи и закрывали им уши, когда мы кричали «геи!», «Бриан – это голова!» и «а ты кто такой??!»
Не буду вдаваться в детали спора, но хочу заметить, что в последнее время церковь сильно выпячивается, причем, не там, где надо. Слишком часто какие-то придурки в рясах говорят фигню в СМИ. Прям фигню. Во-первых – зачем, во-вторых – зачем так громко? Задача церкви – подвижничество, помощь сирым и убогим и сохранение морали. Вот этим пусть тихонько и занимаются. И вовлекать в свое лоно нужно не туповатыми пугалками, — слишком народ сейчас продвинутый, часто – продвинутее, чем тетки в храмах, он многое просто так не воспринимает. Так что в пропаганде и проповедях должны быть очень умные и очень убедительные люди.
Чудское озеро
Озеро сильно далеко от Пскова – около ста километров. У Беляева в «Продавце воздуха» мужик сделал подземный гипер-резервуар и накачивал в него атмосферу, воздухозаборник был где-то в Якутии. Якуты говорили, что это «ноздря Ай-Тойона».
«- Что же это такое, ноздря Ай-Тойона?
— Обыкновенная ноздря. Ай-Тойон дышит. А там, — Никола показал на гору, — его ноздря.
— Но почему же он дышит только в себя? Видишь, ветер дует все время в одну сторону? — спросил я Николу.
— Ай-Тойон сильно большой. Тысячу лет, однако, он может брать воздух в себя и тысячу лет выпускать…»
Теперь мне доподлинно известно, что другая ноздря Ай-Тойона находится где-то на Чудском озере и в эту тысячу лет он воздух натурально выпускает – холодный злой ветер дует оттуда с противным постоянством. Этим пользуются отмороженные кайт-сёрферы – пацаны с воздушными змеями и водными досками.
Озеро выглядит бескрайним морем, налитым холодной ртутью. Вода – темная, вся в резких волнах. Берега сильно заболочены и покрыты травой. Очень впечатляет. В окрестностях куча журавлей или аистов, мы видели двух. Один очень красиво взлетал перед машиной на узкой лесной дороге.
Гдов
Гдов – какой-то городишко с портом на восточном берегу Чудского. Мы решили посмотреть, как выглядит озеро оттуда. В Гдове нас встретили два пса-балбеса, горластых как мордовские студенты и таких же отмороженных. Они бежали рядом с машиной и норовили прокусить нам покрышки. Ренат всё боялся отдавить им лапы и взывал к их гражданской ответственности, а они гоготали ему в лицо и точили зубья о колесные ступицы. когда мы вышли, они пошли к нам здороваться, тыкаться носами в поясницу и клянчить еду:
— Дай пожрать!!!
— Да нету ничего…
— А тогда дай закурить!!!
— Да нету, блин…
— А тогда пошли играть! Играть-играть-играть-ИГРАТЬ!!! ГАВ!
Ужасно наглые и очаровательные балбесы.
Гдов отмечал день России. На заметку ответственным товарищам: праздники в провинциальных городах – это парады зомби. Угрюмые рендеки заливаются пивом и стоят, раскачиваясь в центре города, а над всем этим царит, нет, не маска красной смерти, а «Ветер с моря дул».
Отправившаяся с целью узнать, где тут поесть, Галя, вернулась очень быстро, бледная, и сказала, что нам тут не место. Мы погрузились в машину, а балбесы приняли «на старт». Ренат втопил во всю прыть своего неслабого движка и как же они за нами бежали!)))) Господи, ничего смешнее не видел – прям во все лопатки))) Самые крутые жители Гдова – эти два кобеля.
Псковский блэкаут
Когда мы были в Пскове, там отрубили свет. Прям в полгорода – мы нигде не могли поесть. Видели что-то в новостях? Я тоже нет. Случись такое в Москве – треск стоял бы дикий, а Псков – тьфу и растереть. Вот гадко. В Балаково, городе, где есть АЭС и ГЭС, всё лето нет горячей воды. В Астрахани, Аня говорит, это тоже норма. А мы еще боремся за звание страны с высокой культурой быта. Конечно, где там успеть заниматься водой и светом, когда нужно убирать с пути Самих лежачих полицейских и асфальтировать Ж/Д переезды.
Назад
Следует пару слов сказать о дороге. Внимание на ее странный характер обратил Ренат: то прям совсем образцовая, гладкая и со скрупулезной разметкой, но никакая, вплоть до грунтовой.
В ходе дискуссии были приняты 4 версии:
- Контраст сделан нарочно, чтоб водители видели контраст и ценили усилия Автодора.
- Решением малого Свонаркома утвержден принцип «пунктирного строительства», потому что один хрен коррупция и на сплошную хорошую дорогу денег всё равно никогда не будет.
- Третью версию я забыл.
- Инопланетяне.
Как бы то ни было, до Москвы доехали строго благополучно и разъезжались кто куда на шайтан-мобилях. Трубы ТЭЦ на Бережковской и башни Сити поднимались сквозь изумрудное марево, как развалины Атлантиды сквозь морскую пучину, а я погружался все глубже в пучину своих мыслей и сна. Нас вез киргиз, который всё время чихал и слушал новости про войну в Киргизии. За Водным стадионом, он, собака завел извечное «далеко едем» и я соскочил, не доехав до дому. Не хотелось с ним спорить, а хотелось пройтись. Ночь в Москве не такая светлая, как в Пскове, но июнь крут и здесь, особенно в три часа ночи. Я шел и думал о Пскове и, сбросив всю скорлупу совка, он казался мне теперь городом волшебных замков и бородатых красивых рыцарей и зодчих.
«Теперь — слайды»:
Печорский монастырь
Он же
Жители Изборской крепости проводят свободный от осады досуг.
Басурманин и цацки.
Изборская крепость
Руины стены в центре Пскова
Спасо-Мирожский монастырь в Пскове
Музыкальная церковь с доброй теткой внутре.
Дядька играл со своими девчонками в карты. Там очень красиво и карта прёт.
Огромадный памятник битве на Чудском озере. Стоит в ста километрах от места сражения. Прямо не помещается в кадр. Ну и ветер, конечно…