По радио сообщили, что, несмотря на дождь, на велоночь собралось порядка 5000 психов. Хвост тянулся от старта на протяжении 40 минут. Мы этого не видели, потому что, вопреки желанию, оказались практически в голове колонны. Мы планировали ехать в конце или хотя бы в сторонке, потому что опасались слишком плотного потока и высокого темпа, губительного при проливном дожде и мокрых тормозах. Как бы то ни было, последними нам стать не пришлось, но колонна оказалась хорошо разряженной, а скорость невысокой.
Заезд начался от парка Бекет что на Тульской, оттуда вырулили на Варшавку и гордо заняли все пять полос (или их там четыре?). Все было плотно и заботливо перекрыто ментами, которым тоже не дали поспать в эту ночь. Наверное, многие из них проклинали велопсихов, другие, наоборот – веселились. Один из перекрывающих экипажей в довесок к сияющей люстре включил в матюгальник «Боже, какой мущщина!..» и улыбаясь, искал поощрения. Несмотря на звучащий отстой, хорошее отношение не могло не найти поддержки.
Сияющая под проливным дождем мильоном светодиодов колонна создавала ажиотацию на ночных улицах: чуваки в машинах снимали ее кто на что и кто как. Парень в джипе как из пулеметной тачанки целился в нас из задней двери, разлегшись ногами к мотору.
Двигаться в дожде проблем не составляло, труднее было стоять на месте – начинали быстро промерзать. Запланированный на ноль часов старт состоялся с задержкой минут в тридцать и нам пришлось сходу стратить полтермоса глинтвейна, благо хватило ума взять его с собой. Правда, не забыть дождевик ума у меня все-таки не хватило… К этому старту мы торопились как могли, но получалось плохо: дождь залепливал мне очки, а фонари с трудом освещали мокрый асфальт, так что приходилось идти на пониженной. У Калужского метро решили попытать счастья и сократить путь. Впервые за много лет осмелился подойти с великом к турникету. Этому предшествует одна история.
Как известно, есть большие проблемы с перемещением велосипеда средствами «скоростного транспорта г. Москвы». Вне зависимости от того, что пишут правила, при попытке пересечь турникет с велосипедом вы будете атакованы видавшей жизнь тетенькой, подогреваемой ответственностью, за бесперебойную работу транспорта, связанного с повышенной опасностью и страхом получить минус к карме и зарплате. С вероятностью чуть более, чем сто процентов, она налетит на вас, возьмет натренированным горлом верхнее ля и разрядит в ваш велосипед все томление нерастраченной страсти, скопившейся в интервалах между часами пик, когда офисный планктон не фильтруется через китовый ус турникетов, а сутулые брюнеты в майках «Дагестан» не скачут через них подобно горным барсам.
Однажды, лет пять назад мы моей крестницей Любой поехали покупать вел на Бауманскую. Отоварились и, поскольку, было еще не поздно, немного обкатали его вокруг Елоховского храма. Уже смеркалось, когда, довольные, мы спускались в метро. Но не успели мы и близко подойти к турникетам, как перед нами железной грудью встала железная леди и железным голосом велела:
— Вон.
Я побился в нее для приличия минут 15, после чего мы были вынуждены сдаться. Я сказал Любане не трухать, все, мол, под контролем. Посадил ее на вел, сам пошел очень бодрым шагом – к Курской. На город упала ночь, мы любовались садом имени террориста Баумана и думали, куды нам бечь, когда нас попрут от Курской. Понятно, нас поперли и мы двинули на Красные ворота. Для увеличения мобильности сменили конфигурацию: Любаня держалась в седле, я стоял на педалях, иного горный велик не позволял. Он с трудом нас выдерживал, совсем у нового, у него то и дело слетала цепь и очень подозрительные субъекты кружили вокруг нас, пока я ее поправлял. Я сказал Любе их не бояться и слушать план. План был такой. Мы заходим в Красные ворота, там два пролета лестницы, за ними турникетный зал. Мы энергично проходим лестницу, быстро подходим к турникетам, я поднимаю вел на плечо, Люба прислоняет билет, потом идет сама. Было 23:00, когда мы начали штурм. Прошли стеклянные двери, миновали один лестничный пролет. И тут нам навстречу идет целый милицейский патруль. Коленки дернулись, но виду мы не подали и, что удивительно, у милиционеров мы не вызвали никаких вопросов. Далее перемахиваю турникет и уже вступаю на эскалатор, когда меня хватают за плечо и начинают исполнять «Ты помнишь, изменщик коварный как спортил мне вид мой товарный».
С этой тетей мы бьемся минут двадцать: увещеваем, угрожаем, умоляем. Она говорит, что и рада бы, да ее ругают и вот камера и все такое прочее. В итоге я заявляю, что в ночь с маленькой девочкой на руках я не пойду. Короче, пробиваемся. Три попытки, три часа времени и три звонка от сестры, в последнем из которых звучат слезы и мат.
С таким бэкграундом я лез в прошлую субботу в метро Калужская. Прошли стеклянные двери, из будки навстречу нам с приветственным «на йух!» вываливается невысокий приятный мужичок.
— Ну что, пропустите нас? – пытаюсь я завести дружбу.
— Не, не пропущу, мляэ. Куда ты идешь? Вон на столбе для кого написано? Вы здесь не пройдете.
На столбе инфографика с изображением велика. Если длиннее 121 см, то надо доплачивать. Короче, я понимал, что не пройду, но в бой вступила Анюта и была поддержана какими-то случайными пассажирами. Я вижу, что мужик поддается и говорю, ок, мы оплатим багаж и даже снимем передние колеса.
Пока снимаю колеса, дежурный клокочет вокруг как самовар, речь его состоит из оскорбительных междометий и упреков:
— Э-эх! Что ж ты, мил моя?.. Это вон с маленькими складными-то пускаю. А такие надо разбирать и в мешок! Я, может, и себе такого не позволяю!
Мы бы и сами себе такого не позволили, нервы дороже. Доехали до Шаболовской. Очень переживали, что с велами не пустят на эскалатор. Мотивируют тем, что ты не удержишь велик и кого-нибудь зашибешь. Это, вероятно, случится, если переть его в разобранном виде в мешке, а в другой руке тащить снятое колесо. Свои мы, конечно, двигали одним куском и действовали как с Любой на Красных воротах – энергично и быстро. Обжигающий взгляд дежурного уперся нам в спины, когда мы были уже на эскалаторе.
Велоночь была про Маяковского и, как и в прошлом году, сопровождалась эфиром на Маяке. Давали записи Басилашвили, малонатурально читающего «Если звезды зажигают» и Хабенского, который едва не помер на словах «очень правильная эта наша Советская власть». Помимо этого рассказывали про окрестности на маршруте: Кащенко, Даниловскую мануфактуру (она, к слову, осталась в стороне, на набережной), клуб Кант и Северное Чертаново. Подводки к некоторым объектам были очень условные, например, в Чертаново прошел первый концерт Науменко и заради этого в студию привели Троицкого, который со словами:
— Доброй ночи, сейчас вы услышите лекцию, — вещал о том, как он поднимал русскый рог. Анюта жаловалась, что теряет связь между радиоэфиром и рельефом местности.
Особого внимания заслуживает специальный корреспондент, который выходил в эфир с места событий. Начинал он очень бодро, упирая на то, что хоть тут мокро, зато весело. Но потом по совету радийных братьев, рекомендовавших всем греться чаем, нагрелся основательно, и тогда слушать его стало действительно интересно. Он называл одноколесные велосипеды одноразовыми и советовал всем брать с собой шлемы, насосы и «запасные колеса». Когда он полностью потратил свои, эфир звучал так:
— Мы сейчас связываемся с нашим человеком в колонне, итак, Роман?
— Алё.
— Да, так что же сейчас происходит на улице?
— Алё-алё…
— Да, Роман, вы нас слышите?
— Я не могу понять…
— Роман, есть ли связь?
— Связь, безусловно, есть, алё?
— Тогда расскажите, что же сейчас….
— Послушайте, так вы слышите меня что ли?
И так далее в течение пяти минут. Репортер балансировал на одноразовом колесе на грани «слышу – не слышу» так, что его коллеги в студии не понимали – отключать его или нет.
Кант стал нашей последней остановкой, нам предстояло еще возвращаться домой по дождю через полгорода. Рассказ про лыжный клуб был действительно интересным. Он, оказывается, работает чуть не с 82 года. Создателями стали какие-то инженеры-энтузиасты, которые много лет продвигали идею его создания во властных кулуарах бывшего Советского района г. Москвы. На Маяке к рассказу приплели «Клуб на улице Нагорной», обесчещенный шпионской микропленкой у Высоцкого, но в песне, написанной в 1967 году, судя по энторнетам, имеется в виду клуб фабрики кожгалантереи «Галант».
Мокрая взвесь светилась там, где Севастопольский проходит по Битцевскому лесу, было очень тихо, кое-как разбирая дорогу сквозь захлестанные очки, я говорил Аньке, что мы подтверждаем Маяковского:
Землю,
где воздух,
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, —
но землю,
с которою
вместе мерз,
вовек
разлюбить нельзя.
