Старый бетонный забор, в редких брешах видно, что он двойной, поверху — егоза. Объект стоит на холме, с одной стороны узкая тропа прижимается к самому периметру, боясь свалиться в обрыв, где стоят двухсотлетние деревенские руины. Над забором, где-то в центре этой крепости, возвышаются две церковные звонницы: одна белая, странно геометрическая, выглядит новой, вторая – полуразрушенная.
Яркий майский день, один из тех, когда можно увидеть как растет трава и лес покрывается первой прозрачной юношеской щетиной. Окрашенная часть забора ярко освещена солнцем, с другой стороны доносятся радостные ребячьи вопли, какие можно слышать у детских садов в будни. Очень похоже, только сегодня праздничный день, ну и колючка над забором. Очень диссонирует. Искомая церковь оказалась расположенной строго по центру режимного объекта, — психодиспансера. В воображении всплывает «Застава на якорном поле» и прочая небывальщина.
Ехали сюда долго, 30 км по стройкам, промзонам и разнообразным поселкам американского вида. Все это душеспасение отделено одно от другого бесконечными заборами. По имеющимся данным, на строительство Саяно-Шушенской ГЭС ушло количество бетона, эквивалентное тому, что нужно для строительства четырехполосной дороги от Питера до Владивостока. Я уверен, что если использовать половину заборов в одном только Ленинском районе Подмосковья, то вопрос 8000 км открытой границы с Казахстаном можно считать закрытым. Во всех смыслах и тоже в четыре ряда. Я не берусь анализировать генезис феномена, можно было бы предположить, что среди причин – сложности с получением и возможностью применения огнестрела. Однако, опыт говорит, что оружия за этими заборами столько, что с его помощью можно ту же Казахстанскую границу не только защитить, но и отодвинуть.
Факт остается фактом: не сильно устаревший GPS-трек, проложенный реальным человеком на реальном велосипеде в половине случаев приводит в стену дома или опять-таки, в забор. Объезжать приходится по полям и лесам, которые 1 мая представляются малоприспособленными для движения: очень топко, в некоторых местах – заболочено. Преодолев с превеликой осторожностью 2 км леса, дальше предпочитали двигаться по дорогам. У нас есть опыт прошлого года, года в совершенно безобидном лесу с гулькин нос мы оказались в совершенных дебрях, буквально связанные по рукам и ногам порослью. В трехстах метрах гремело Киевское шоссе, однако мы никак не могли к нему выйти. Судя по карте, нам следовало забирать влево и мы шли натурально влево, при этом навигатор показывал, что идем мы строго вправо. Я жутко ругался на лешего, Анюта уже предложила вывернуть наизнанку одежду, но выбрались кое-как и без этого. Вышли с матюгами к трассе и оказалось, что обиженный леший пробил мне заднюю камеру. Запаски тогда не было и нам ничего не оставалось, как сделать 15-километровый пеший марш-бросок до дома. 10 км тогда шли по федеральной трассе и это было действительно жутко: нет тротуара, очень высок риск быть задетым машинами, которые идут в плотном потоке совсем рядом, невозможная вонь и необходимость идти молча друг за другом на протяжении 2-3 часов. Когда перевалили через МКАД, готовы были целовать землю, и хотя были еще далеко от Теплого стана, уже считали себя дома. В городе есть спасительные тротуары и газоны, на которых можно отдыхать.
Когда Сергиев Посад еще был Загорском, местные именовали его по-дружески Заборск, — много там было этого добра. Современное Подмосковье – законный правопреемник этого гордого имени. Небольшая подброказаборов:
Изменился принцип организации пригородных поселений. Теперь они формируются вокруг деревнеобразующих замков.
В одном месте видели страшный психодел. На дереве у выходящей к полю опушке – три дохлых вороны.
Не могу точно сказать, что оставило больший рубец – вороны или аццкая отрыжка профессионализма в виде очередного коммерческого загородного новостроя с названием «Синергия».
На обратной дороге заехали в Валуево. Судя по отзывам – стоящее место, люди рекомендуют. На вхоже значилось, что внутри – действующий храм, санаторий и усадьба. Дивиденды с репутации собирает охранник. Почесывая рацию на заднице, он сообщил, что вход – стольник и на великах он нас не пустит. Открывавшийся за забором пейзаж смахивал на какую-нибудь Останкинскую усадьбу и мы засомневались. Набрали какой-то телефон с забора, там е брали целую вечность, потом ответили, достаточно вежливо.
— Правда, что пройти на территорию стоит 100 рублей?
— Правда.
— А правда, что на велосипедах к вам не пройдешь?
— Почему, приезжайе.
— Да мы уже тут, а нам не разрешают пройти!
— Да что вы? А кто?
— Ну кто, охрана.
— Одну секунду! – трубку не положили, в ней были слышны сердитые удаляющиеся шаги. Видимо, охраннику понесли черную метку. Дело сделано.
Домой вернулись благополучно. Велосипеды выдержали, даже не пришлось менять резину. Штука нетривиальная, поскольку, это был уже второй заезд в Филимонки, в первом случае я убил 2 камеры за полчаса и назад мы шли пешком, почти как год назад на Киевском шоссе.
Еще несколько фото.
