В Киеве дядька

Киев

До того, как я побывал в Киеве, основные впечатления о нем были основаны на Гоголе. О Киеве я знал две вещи: Крещатик и Майдан. Крещатик мне представлялся длинной прямой и обязательно залитой солнцем улицей с избами по краям, где по обочинам сидят бабы в платках и торгуют семками. Все как одна – ведьмы. А как же – все торговки на Крещатике ведьмы, спросите у Николай Василича. А Майдан, значит, виделся каким-то лобным местом в конце Крещатика. Схематично, спору нет. Любой образованный человек сказал бы мне: «Стыдно! А еще очки надел!» и был бы прав. Образованный человек посадил бы меня перед собой и. откидывая костяшки на счетах, в раз припомнил бы мне и Турбиных с Шервинским, и Киевское Динамо, и торт, и 22 июня, ровно в четыре часа и Кия, а заодно и Рема с Ромулом. А я бы сидел и, отгоняя от мысленного взора Гоголя с его парубками и черевичками, мычал: «Я учи-и-ил»…

Первый визит показал, что город вполне реальный, а Крещатик – что твоя Тверская: отлитый в граните и туфе феодализм и расслоение, пробки, кавказцы и менты.

Птицы без тени сомнения летят к середине Днепра и далее – на левый берег, олицетворяя направленный к Москве национальный укор за цены на газ. Все говорят по-русски, кроме голосов в метро и наскальной рекламы. Бичей больше и они какие-то более жалкие чем у нас. Парадные менты под стеллой на Майдане – совсем молодые и не столичные, отирают торжественные стены и кнопают смски. Можно подумать, что это двоечники из Донецка, которых коррумпированный директор школы проиграл коррумпированному генералу в шашки и за это их поставили в угол на Майдане.

Народ сдержанно-приветливый, а в хостелах – по-европейски вежливый. Еда жирная, углеводистая и вкусная как чертова мать.

Особая прелесть города – парки над Днепром, – призрачная тень советского величия, героическая и грустная, как песня про убитого коммуниста. Если бы Владислав Крапивин писал книгу про четвертую мировую, там обязательно были бы эти заросшие красивым парком мощные бетонные каскады. А у Булычева, кстати, какая-то такая книга есть, только она про Москву.

Образно описать впечатления от Киева можно так. Москва – это гора, с которой видно кое-что в пределах от Рязани до Смоленска. Также можно услышать отголоски Екатеринбурга и Йошкар-Олы. Про Томск, Тюмень, Владик и Анадырь есть только легенды. Вот, а Киев – это соседняя гора, с которой можно не только увидеть или услышать, а даже спуститься в какую-нибудь Вену или даже в Берлин. Это очарование близости другого мира обволакивает приезжих, пока они мирно пьют коктейли пряные в темном парке с видом на арку Дружбы народов. За ней – Одесса, Евпатория, Керчь и Николаев, — уже совсем другой мир. Воображение предлагает очень яркие краски.

Сильно нас удивил своей невообразимой вертикалью готический костел святого Николая. Кажется, что если приделать к нему скандально известный разгонный блок «Бриз М», то служба на польском могла бы вестись с орбиты. Неудивительно, что ксендзы охмурили Козлевича: не только у бедного механика может закружиться голова.

Пару лет назад СМИ бойко хвастались тем, что в киевском поезде граждан больше не будут будить погранцы, а проверку пассажиры будут проходить одну вместо двух – утром, в конце поездки. Подчеркнув этот факт в своей памяти красным фломастером, мы мирно уснули. Не успели мы увидеть во сне каштаны и драники, как были разбужены бряцаньем кандалов и лязганьем зубов. Зубами лязгал проводник, в то время как пограничные овчарки сердобольно глядели на пассажиров и изо всех сил желали, чтобы ни у кого не нашлось ничего запрещенного. Я снова уснул, но, казалось, прошло мгновение, как все повторилось. Колоритные силуэты чего-то каменного и сугубо железнодорожного за окном не оставляли сомнения: мы в Конотопе, в том самом, где по версии Коли Герасимова, небо жидкое. Миф о человекоориентированных проверках умер от хронического недосыпания. Это нам за Северный поток.

Обратно мы ехали в разных вагонах и строгие проводники в вицмундирах не сочли благоуместным рассмотреть возможность нашей компактной погрузки в один вагон и мы были строжайше разведены по указанным в билетах на основании необходимости соблюдения, а также того, что «вас там будут искать». Я отметился в своей плацкарте и пошел устраивать Анюту. К тому времени она уже устроилась сама: деревенский мужик уже уступил ей не только место, но и рулон домашней колбасы и рассказывал про младшую дочь, которая логопед.

— Ты знаешь, кто такой логопед-то? — Анюта знала.

Поезд Киев-Москва сближает народы гораздо сильнее, чем трансевропейский газопровод «высокого тиску». Газ – это стратегический ресурс, возможности и намерения. А поезд – это люди: работящие, нервные, добрые, жуликоватые, открытые, несчастные, удачливые, — всякие. Их цель жизни — их семьи, ради которых они годами живут не дома, а их ресурс – это они сами, домашняя колбаса и надежда, что дальше, может, что-то будет лучше.

Мы все искренне этого хотим.

Киев184.JPG

Киев183.JPG

Киев122.JPG

Киев127.JPG

Киев132.JPG

Киев110.JPG

Киев107.JPG

Киев99.JPG

Киев100.JPG

Киев94.JPG

Киев101.JPG

Киев102.JPG

Киев85.JPG

Киев83.JPG

Киев80.JPG

Киев78.JPG

Киев77.JPG

Киев75.JPG

Киев73.JPG

Киев62.JPG

Киев56.JPG

Киев46.JPG

Киев42.JPG

Киев39.JPG

Киев38.JPG

Киев36.JPG

Киев35.JPG

Киев31.JPG

Киев25.JPG

Киев23.JPG

Киев21.JPG

Киев17.JPG

Киев16.JPG

Киев14.JPG

Киев13.JPG

Киев12.JPG

Киев10.JPG

Киев2.JPG

Киев4.JPG

Киев175.JPG

Киев162.JPG

Киев161.JPG

Киев150.JPG

Киев87.JPG

Киев58.JPG

 

Добавить комментарий