Фестиваль науки – прекрасное событие, мы выбрались в субботу в мгу-шную библиотеку. Атмосфера как предпраздничный день в школе – все взъерошенные, яркий свет, плакаты, хулиганистые дети изображают броуновское движение. Куча интересных стендов, вокруг ящерицы, действующие батискафы, жидкий азот и полимеры.
Мы опаздывали на лекцию по бозону Хиггса. И-таки, опоздали. Трехтысячный зал свернулся в бублик под действием мощной гравитации, источаемой лектором. Народ стоял в открытых дверях. Мы протиснулись, прошли в самый низ и сели в какой-то очень удобной нише на ступенях. Первая часть лекции была проста и понятна – «Зачем нужен БАК». На этот вопрос вам с удовольствием ответит последняя русская хрестьянка: бак нужен для чего хошь. Хошь для самогона, хошь для клюквы, а хошь для стирки. Но хитрые европейцы, не без помощи наших соотечественников, приспособились искать через его посредство бозоны.
Лектор рассказал про эволюцию ускорителей и их дальнейшие перспективы, а потом началось, собственно, про бозоны. Ничего принципиально нового я не узнал, поскольку рассказчик, в отличие от Хокинга, не стеснялся применять формулы, легко бросался терминами а-ля «вертикальная квантовая симметрия» и прочими, которые проскакивали между ушей непосвященных как нейтрино сквозь земное ядро. При этом толпа не редела, уходили лишь немногие, остальные не теряли надежду на то, что в конце все-таки покажут говорящую собачку. Вместо этого в конце дядька со сцены анонсировал видеомост с Церном в соседнем корпусе и мы побежали туда.
В аудитории стояли проекторы, экраны, яркие лампы, профессора в галстуках и с академическими прическами, а на безопасном расстоянии от них по стенам расположились студенты. Первый ряд был пуст, проход запирала тетка в возрасте, пальто и кожаной шапке. Перед ней лежала общая тетрадь, а рядом – полиэтиленовый пакет. Мы попросились мимо нее и начали ждать. В видеомосте участвовали несколько российских вузов, везде были приятные и умные молодые и не очень люди. В ЦЕРНе в ряд сидели три мужика и тетка. Со Швейцарией сигнал был плохой: не было то звука, то изображения. В результате множества итераций удалось добиться консенсуса: звук был ничего, но картинка замерла. Сотрудники ЦЕРНа сидели с очень живописными лицами, а крайний из них в ключевой момент протирал уставшие очи пальцами, да так и застыл. Казалось, что в момент открытия бозона он увидел что-то лишнее и теперь не знает что с этим делать. И было непонятно, кто говорит, потому что всех переводила женщина.
Постепенно перешли к сессии вопросов. Неожиданно наша тетка, что-то безостановочно размашисто писавшая в тетради, оживилась и потребовала микрофон.
— Мы тоже долгое время работали в ЦЕРНе, это было когда еще Жанна Богумиловна была заведующим кафедрой. В связи с этим скажите – как много нобелевских лауреатов работает сейчас у вас.
На том конце повисло молчание, мужик в углу вогнал в глаза пальцы по вторую фалангу. Ускорительная женщина переводила на английский Жанну Богумиловну и они все вместе решали кто эта женщина. Но в итоге ответ был сформулирован, недаром они все там физики. Лауреатов в БАКе как собак, а кто еще не лауреат, то скоро им будет.
Тетка в шапке уже не слушала ответ, она наотмашь писала в тетради. Теперь она предстала перед нами в другом свете. Раньше я думал, может она – журналистка из «Квантового вестника», а теперь я был почти уверен, что в тетради ее на каждой странице значилось «Настоящим уведомляю…».
Мы вышли на улицу как с большого праздника. Вся академическая атмосфера университетского района с огромными проспектами, корпусами, подземными переходами, раззолоченными осенью, внушала робость и уважение. На улице незнакомые женщины подходили к нам и спрашивали – правда ил фестиваль и куда вести ребенка. Прекрасно.
