Москва — Иудея
Побредем, паломники,
Чувства подавив!
Хрена ли нам Мневники —
Едем в Тель-Авив!
В.Высоцкий, «Мишка Шифман»
День перед вылетом был – сплошные нервы. Я, ортодоксальный почвенник, был уверен, что мой вылет за пределы страны невозможен. Я задержусь на работе. Я опоздаю на электричку. Моего билета не будет в системе или я перепутаю даты. Мы не взлетим. Меня не пустят на той стороне. Я с трудом верил в случившееся, сидя в аэропорту Бен Гурион в ожидании товарища по путешествию. В вокруг хасиды в кафтанах в буквальном смысле водили хороводы, выражая радость от единения с родиной. Так здесь обставляются встречи международных рейсов. Тут читают стихи, хлопают в ладоши, поют «Хаву Нагилу» и прочий фольклор под аккомпанемент аккордеона. Вот это жизнь! А в Москве – минус два. Я вышел из здания аэропорта – позырить, но потом сразу пошел назад, искать где коротать время в ожидании своего попутчика. Меня тут же остановил вежливый парень и сказал что-то. Я сказал – нет, спасибо. Он спросил – как у меня с английским, попросил паспорт, только после этого впустил.
Рядом толклись и клокотали какие-то венесуельские евреи. Атмосфера общего подъема и праздника царила вокруг. Было божественно тепло и сильно пахло водой, так пахнет в июле ночью на Волге. Часто была слышна русская речь. Когда я спрашивал попутчика в самолете, скольких людей мне нужно спросить на улице, чтобы встретить русскоговорящего, он ответил, что это будет каждый второй. Этот попутчик достоин отдельного упоминания Точнее, их было двое – парень и девушка. Оба русские по языку, но девчонка, как выяснилось, имеет немецкое гражданство, отца в Москве, но живет преимущественно в Израиле. Парень – живет в Израиле с тринадцати лет, но постоянно ездит «по работе» в Россию и имеет здесь много друзей и родственников. Они только познакомились, но общались живо, как старые друзья, не обделяли вниманием и меня. Парень был из тех, кто имеет единственно правильное представление о мире – свое. А приобретенный или врожденный «южный» темперамент завершал этот одиозный образ.
Мы обсудили места в Израиле, которые следует увидеть. Они очень показательно синхронно осеклись на слове «Палестина».
— А что там смотреть?
— А я почем знаю, думал, вдруг, ты скажешь?
— Блин, у них четыре дня на Израиль и они едут смотреть Палестину! – воздел он очи горе.
— Их опять там возьмут в заложники, а виноваты снова будем мы! – добавила девушка.
— Вот Эйлат – это вещь!
— А что там?
— Ну отели, море, очень красивый туристический город.
Тель-Авив
И.Бунин, «Иудея»
Поезд очень крутой, двухэтажный и идет очень мягко, не чета подмосковным «собакам». За окном занималась нежная израильская заря, снимая пелену с этого чужого и абсолютно непривычного для меня мира. Когда мы добрались до моря, над городом поднималось хорошее летнее утро. Взгляд, ослепленный линией прибрежных отелей, задержался на диком таборе, ночевавшем прямо на песке, в двадцати метрах от воды.
— Вот, обрати внимание, как люди экономят на ночлеге, — прокомментировал картину Вова. Они лежали, тесно прижавшись друг в другу, чтобы не было холодно, и потихоньку просыпались.
Заплатили за кровати и даже получили доступ к харчам, как-то: хлеб, джем, маргарин и кофе. Было очень рано, кухня была безлюдной, и я впервые позавтракал на чужбине. Хлеб почему-то не горчил.
Палестина
Слова «израильские поселения в Палестине», «западный берег реки Иордан» и «сектор Газа» я слышал всю свою жизнь, я четко помню их с самого детства, они звучали почти каждый день в программе «Время». Я никогда не вдавался в детали, знал только, что кто-то там с кем-то всегда воюет. Вроде как, плохие террористы кидают ракеты в хороших евреев. Потом я запомнил название Хамас. Потом я все чаще стал слышать, как израильтяне сами дали по башке кому надо. Одним словом – полный Содом и Гоморра.
Идея побывать в Палестине отчасти была связана с желанием моего попутчика повидаться с бывшим однокурсником по универу в Будапеште. Теперь он работает в Рамалле адвокатом. Рамалла – это название звучало для меня почти как Зурбаган – что-то далекое, из газет. В этот город ходят маршрутки из Аль Мусрары – арабского района в Иерусалиме. От Тель-Авива до Иерусалима – тридцать минут на автобусе. Все эти тридцать минут на сиденье сзади меня русскоговорящий парень с одесскими интонациями трепался по телефону, видимо, со своей девушкой. Напротив сидела солдатка. В Израиле это означает «молоденькая кукла в хаки с длинными ногтями, рюкзаком и плеером». Она была очень красивая восточной смугло-оливковой красотой.
Вообще, девушки в форме производили впечатление.
По мере погружения в глубины Иерусалима ощущение России 90-х годов, преследовавшее нас в Тель-Авиве, быстро улетучивалось. Люди вокруг были по-прежнему смуглые, но как-то уже на другой лад. Еврейские иероглифы на вывесках и автобусах сменялись арабской вязью. Люди на улицах обращали на нас пристальное внимание, что-то говорили нам, кричали, иногда даже трогали за локти. Меня это поначалу нервировало. Только на следующий день я научился отделять подначки от приветствий и тогда стало как-то проще.
Мы бросили сумки в маршрутку и, поскольку до отхода оставалось немного времени, решили сходить в туалет.
— А сумки как же? – говорю я.
— Ну здесь оставим. – отвечает Вова.
— ???
— Ну это же арабы. Они очень честные, можешь не волноваться.
Я был шокирован. Причем я знал, что Вовчик достаточно близко знаком с арабским миром и знает, что говорит. Свою сумку я все же взял с собой. Я не верил в честность людей…
…Жаркий мартовский день, дорога, равнины и невысокие холмы. И вот – стены безопасности. Ими в большей или меньшей степени Палестина отделена от Израиля. Особо укреплены пропускные пункты. Бетонные стены каскадом распадаются в стороны от башен. Серый бетон, колючая проволока, бойницы. Израильские солдаты и машины ООН. Первую проверку, как и все последующие нам посчастливилось пройти легко. Причиной этому, как потом сказал нам Махмуд – Вовин приятель, были выходные дни, которые начинаются в этой части мира в пятницу.
Через четверть часа или около того оказываемся в Рамалле. Кубические дома, все почти достаточно новые. Памятники со львами, магазины, рестораны, плакаты с изображением девочки в платье цветов арабского триколора, обнимающей оливковое дерево… мы выходим на конечной остановке и пытаемся дозвониться Махмуду. Я фотографирую окрестности. Когда поворачиваюсь к Вове, вижу, что к нему подбегает парень и с криком: «Деньги или жизнь!» — приставляет к его голове воображаемый пистолет. Махмуд правильно угадал наш настрой – именно так и должны встречать набитая террористами Палестина своих гостей. Вовка представил нас, Махмуд тут же продемонстрировал знакомство с русской культурой: «Как тебя зовут?» — обратился он ко мне по-русски. Я назвался.
Когда ходили по городу, я сфотографировал полицейского и он тут же обратился к Махмуду на арабском. Я напрягся, ожидая обычных в таких случаях претензий. Охранники, солдаты и полицейские – самые мнительные люди на земле. Однако, Махмуд, улыбаясь, объяснил нам, что мент думает, будто мы из какой-то инспекции и волнуется, что на фотографии он имеет очень нестроевой видок. Мы успокоили его, заверив, что не покажем фото его боссу.
Дети играют в хоккей – клюшками, но на асфальте. Бегают пешком, безо всяких роликов. Какой-то деловой квартал, иордано-египетский банк, невдалеке штаб-квартира Аль Джазиры. Стройки, рабочие, прохожие — обычный город, достаточно аккуратный, по сравнению с другими арабскими городами, которые мы видели после. Поводив по городу, Махмуд привел нас к какому-то джипу. Там сидела пара юных арабов – типичные гопники, но встретили нас очень тепло, тоже сказали пару слов по-русски. Они отвезли нас к остановке маршрутного такси, откуда мы должны были уехать в Тулькерем – там был дом родителей Махмуда.
Я фотографировал все как оглашенный. Махмуд рассказывал – здесь находится то, здесь – сё, вот тут – резиденция главы государства, в ней же евреи осаждали Ясера Арафата. «Дымные июльские закаты, Над землей восходит полумесяц. Отравили гады
— Не снимай, ты что, не слышал, что он сказал, – дернул меня Вова. Я, по совести говоря, не слышал. Камеру опустил. Солдат сказал что-то по-арабски, Махмуд быстро взял мой фотоаппарат и протянул ему через окно машины. Сказал мне, что это безопасно, они ничего не сломают. Но все вокруг стали вдруг ужасно нервные. Водила выскочил, подбежал к солдатам и стал что-то быстро говорить извиняющимся голосом. Один из пассажиров плюнул и вышел курить. Махмуд и Вова наперебой подначивали меня по поводу утраченного кэнона.
К машине подошел сержант – широкомордый суровый мужик и о чем-то спрашивал Махмуда, а камеру мою тем временем понесли куда-то за горизонт. Я переживал, что они сотрут фотографии за целый день, это было бы очень печально. Но, как ни странно, все закончилось благополучно, минут через десять фотоаппарат принесли назад в целости. Не разбили и ничего не удалили. Махмуд сказал, что они просто выделывались, думая, что я журналист.
Когда мы выехали из города, уже темнело. Там темнеет рано, как и у нас в это время года. Пока ехали, Махмуд говорил за жизнь. Рассказывал то и се, периодически показывал пальцем:
— Видишь, во-он там? На холме? Это поселение. Вот смотри, там к ним подводят электричество. Они как делают – они выбирают место повыше и селятся. Вот, посмотри, на это. Маленькое, я думаю, один человек тут живет.
Я сначала не понимал, в чем дело, потом до меня дошло.
— Это что, еврейские поселения?
— Да.
— Зачем они здесь живут?
— Ортодоксальные евреи считают своей миссией жить на земле, искони принадлежавшей им. Из задача – усиливать здесь свое присутствие. Смотри, вот палестинская деревня. Люди живут здесь давно. Как вдруг, безо всяких причин, тут на холме, а потом еще там и там появляются израильские поселения. Люди не чувствуют себя в безопасности. Это все равно, как если бы в Америке арабы стали бы строить свои деревни по своему желанию и укреплять их.
Поселения, неразличимые для непривычного глаза в сумерках, в темноте становились очевидными. Их было легко узнать по ровным периметрам, освещенным частоколом желтых фонарей. Таких светящихся периметров было много. Редкий высокий холм обходился без них. В темноте они выглядели тревожно, особенно когда ты думал о том, что они совсем не желанные гости здесь и о том, какой характер, волю и отношение к местному населению нужно иметь, чтобы, несмотря ни на что, наперекор всему, жить здесь.
— Это тоже поселение? – спросил я, показывая Махмуду на очередное желтое созвездие.
— Да, Видишь, теперь ты тоже научился их отличать. Они находятся под покровительством израильских солдат. Причем, когда случаются закидоны с их стороны и мы обращаемся к солдатам, они говорят, что у них нет полномочий помогать нам. Односторонняя протекция.
***
По петляющим среди холмов дорогам ехали часа два. Это казалось большим расстоянием для страны, где, по нашему представлению, все было рядом. Невыспавшиеся после ночного рейса и целого дня странствий, мы кемарили.
Тулькерем появился вокруг нас неожиданно, окружив своими коробчатыми низкими домами, сильно траченными временем, а местами – израильскими «фантомами». Позже нам показали огромный дои, размером, наверное, со стадион, подвергшийся бомбардировке. В другом месте была разрушена ракетой автомобильная заправка, там – еще пара домов, здесь на асфальте остались следы танков, а по этой прямой улице, нам говорили, было небезопасно ходить, потому что она слишком хорошо простреливалась. Махмуд показывал пулевые отверстия в двери своей комнаты, пуля была выпущена с какого-то стационарного орудия и прилетела издалека, откуда-то со стороны Натании. Махмуд не разрешил фотографировать разрушенный дом и поэтому дыру от пули в его двери я фоткать тоже не стал…
Дом родителей Махмуда был красивым. Расположенный особняком, он выгодно отличался от большинства старых-престарых домов города. Внутри – красивые диваны, столики, шкатулки и картины, — это гостиная, «лицо» дома.
— У вас очень красиво, — говорю отцу Махмуда.
— У нас говорят – «красивы твои глаза». То есть их способность видеть красоту. Такой комплимент в ответ на комплимент.
Мы расселись. Отец представил нам свою жену.
Они были очень дружелюбные, устроили в нашу честь королевский ужин – какой-то необычный плов, курицу, овощи, сладости. Отец говорил о жизни, об истории. Очень патетичный мужик, но без перегибов, очень приятный. В конце ужина сказал нам такое резюме:
— Мы ужинаем с вами на кухне, хотя гостей мы встречаем в гостиной. Это значит, что вы – не гости. Вы – наша семья.
Ну как не расчувствоваться.
Ночью пошли смотреть город. Отец Махмуда провез нас по нему на машине: «Посмотрите направо, посмотрите налево», — он был ответственный и заботливый хозяин, хотел, наверное, чтобы мы получили полное представление о его городе. Такие люди как он и составили это впечатление – внимательные и доброжелательные. Другая часть впечатлений была покрыта тенью вечной войны: разрушенные здания, следы гусениц на тротуарах, взорванные АЗС. Подъехав к окраине, он остановил автомобиль со словами:
— Дальше я не могу вас везти, у палестинцев нет разрешения пересекать границу с Израилем. Потому что мы террористы…- Последняя фраза была горькой шуткой.
Лавочки, конторы, парк (единственный в городе и, кроме того – частный). Центральная площадь – вся увешана красными флагами. Махмуд сказал, что это коммунисты. Я не поверил и потом переспросил еще несколько раз. Оказалось – точно коммунисты. В городе – три партии, все какие-то союзы свободы.
Зашли в кафе. В садике расставлены столики, мужчины пьют чай, играют в карты и курят «шишу» (кальян по-нашему). Мы тоже взяли карты, сидели играли в «верю – не верю».
Нас принимали очень хорошо, я говорю не только о семье, где мы гостили, но и о людях с улицы, как в этой части автономии, так и в других «палестинах», которые мы посетили позднее.
Иерусалим
Иерусалиму. Пустынный путь! Нарциссы долины, из-за легендарного плодородия
которой было пролито столько крови, теперь начинают выпахивать. Иудея опять
понемногу заселяется своими прежними хозяевами, страстно мечтающими о
возврате дней Давида.
И.Бунин, «Иудея»
На пограничном блок-посту девчонка в хаки проверила наши документы. Сцапала кривыми большущими ногтями наши паспорта и, увидев какие-то посторонние гражданства, отдала их обратно. Вова сказал, что она даже не стала выяснять деталей. Не палестинцы, да и Бог бы с нами. Мы возвращались в Иерусалим.
Иерусалим был моей мечтой. Я стремился в этот город городов, подгоняя время. Все мне казалось второстепенным, неважным. Иерусалим занимал мои мысли. Он виделся мне огромным и пустым каменным бастионом, казалось мне, что колоннады храмов устремляются ввысь так, что голову устанешь запрокидывать. И еще мне казалось, что обязательно какая-то далекая таинственная музыка окутывает город, нарушаемая порой ударами колоколов и криками муллы.
Как сонные грезы растворяются при свете дня, так и мои представления быстро растаяли в толчее арабских базаров, автобусных станциях, толпах туристов и сувенирных спекулянтов. Все вокруг что-то продавали, орали, толкались и куда-то вечно нас звали.
Выпив кофе в Аль Мусраре, пошли мы в город. Карты у нас не было и мы спрашивали у всех подряд как нам найти Храм гроба господня. Никто не знал. Про Храмовую Гору тоже никто не слышал. Ни арабы, ни евреи, ни немцы. Я был шокирован и даже не мог придумать как бы спросить еще. Вован переформулировал запросы на все лады: могила бога, храм Иисуса, главный храм в мире… На нас смотрели как на психов. Я постепенно выпадал в осадок, робко проверяя свой мозг на предмет сумасшествия. Мы уже начали терять надежду, как вдруг один из охранников на автовокзале на вопрос “Temple Mount?” (Храмовая Гора) уточнил, может, нам нужна Olive Mount (Масличная гора)? Мы ухватились за эту идею и поехали туда, альтернативы все равно не было, а время шло. Это оказалось отнюдь не тем, что мы искали, хотя место, как и почти все в городе, историческое. Оливковая Гора красна церковью Вознесения, женским православным монастырем, какой-то крепостью под французским флагом, чем-то еще. Тут же нашелся дошлый гид, который обещал поводить нас там, где сам Мосисей евреев не гонял, мы вежливо, но решительно отказались.
Гевcиманский сад, Собор Всех Наций, церковь-грот… мы шли к Голгофе. Это слово стало ключевым, здесь его знали все. Кроме одного русско-еврейского солдата, который стоял в патруле практически на расстоянии вытянутой руки от самой святыни. Он сказал, что в таких вещах не сильно разбирается и переадресовал нас своему начальнику. Тот был парень жесткий, как удар в скулу, но все знал на ять и, кроме того, тоже говорил по-русски. Мы продолжили свой нелегкий путь по улицам-коридорам, закрытым со всех сторон, где в некоторых местах не было видно даже неба. Каменный бастион отлично укреплен. Однако, тамплиеры, кресты которых можно увидеть повсюду, в конце концов сдали его царю Саладину, когда тот с двухсоттысячным войском перешел Иордан.
Свернув уже, казалось, в сотый раз и миновав очередной каменный коридор, неожиданно вышли к Храму. Храмовая площадь напоминала, скорее, огромную комнату – стены, стены, стены. Здесь толпилось огромное количество людей, все, такие же, как мы – с рюкзаками и камерами. Всех цветов и оттенков, всех возрастов и, казалось, всех вероисповеданий, а большинство и вовсе с виду безбожники.
Внутри, в Храме, народу было еще больше, все его многочисленные залы, ниши, подвалы и закутки были набиты битком. Здесь экскурсоводы рассказывают что-то каким-то финнам, там какие-то африканцы ведут службу и поют нечто, чего я никогда не слышал чтоб пели в церкви. Вспышки фотоаппаратов, охранники в галстуках и без, калики перехожие, таинственные монахи, дремлющие по углам, много русской речи. Не храм, а какой-то Ашан в Рождество, прости Господи за богохульство. Службы ведутся непрерывно и по очереди – сначала итальянцы поют на латыни, потом греки, там, гладишь, подтягивается и вовсе невесть кто и тоже – в хоровод. Иногда мы оставались блокированными очередной мессой и, чтоб пройти дальше, нам приходилось ждать, когда они закончат. Свечей в Храме не продают, нам пришлось выйти за ними в сувенирные ряды. Долго находится внутри храма было очень трудно – я чувствовал себя плотвой на стремнине, что было особенно тяжело после многих часов на ногах. К тому же мы торопились – нам предстояло встретить в аэропорту Ольгу.
Культурным шоком для меня стало не вавилонское столпотворение в Храме, а то, что в субботу между городами не ходили ни поезда, ни автобусы. Только туристические шаттлы. Но они не шли в аэропорт напрямую из Иерусалима, сначала пришлось приехать в Тель-Авив, а оттуда опять брать такси. Таксисты, к слову, все как один вздергивали в эти дни цены вдвое, не сбавляли ни шекеля и стояли насмерть, зная, что альтернативы у людей нет. Ехать нам нужно было срочно, потому что от Оли стали приходить тревожные сообщения – ее «приняли» с ее иранской визой в паспорте.
Бен Гурион – 2. Ольга
Оля прилетала на день позже, говоря о ее визите мы часто шутили, что ее арестуют и т.д., веря в глубине души, что все это нонсенс – как ее могут не пустить? Мирнее нет человека на земле. Но товарищи из Моссада исключений не делали. Сказано на сайте для туристов – «любая арабская виза может привлечь повышенное внимание со стороны израильских спецслужб», — извольте кушать. Оля прислала СМС, что ее где-то держат, где – неизвестно. Мы как умные идем в бюро информации со следующими словами:
— У нас закрыли подругу из-за «нехорошей» визы, как бы нам ее найти? — На что нам отвечают достаточно вежливо:
— Вы, мальчики, сидите, процедура там тайная, но безболезненная, вам надо только ждать.
— А долго?
— Никто не знает…
Мы сели ждать. Попили кофе. Умылись в туалете. Сделали табличку “Welcome to Holy Land”. Время шло. Сделали еще и другую – «Свободу узникам совести». Ее отпустили часа через два, она рассказала, что народу там и впрямь навалом – куча арабов, латиносов и прочих смуглых парней. Все это время она сидела и ждала, потом был двадцатисекундный допрос и ее отпустили. Это безопасность страны или прессинг за езду не в те страны?
Старая Яффа
золотисто-синяя от воздуха и солнца Саронская долина. С юга — желто-серые
филистимские пески. На востоке — знойно-голубой мираж Иудеи. Там, за горами, — Иерусалим.
И.Бунин, «Иудея»
Время было уже позднее и из Бен Гуриона назад рванули назад в Тель-Авив смотреть порт и старый город. Эта часть, не зараженная обязательными для всех современных столиц зеркальными вертикалями и созвездьями неона, сильно походила на каменную сердцевину Иерусалима. Те же улицы-лестницы в каменных кварталах, тайные двери тут и там, храмы и мечети. Народу было мало, почти никого, лишь еще парочка таких же мятущихся туристиков, как и мы. Но стоит выйти из древних лабиринтов к морю и все меняется кардинально. Теплая ночь полна здесь жизни – вдоль берегового парапета толпятся рыбками – от мала до велика, в том числе куча девушек, у барьера расставлены сотни удочек с лампочками на концах. Берег живет. Наверное, море, как огромный аккумулятор, вселяет энергию в спящую Яффу, заражает его теплом и каким-то восточным азартом. Кажется, что эта часть города никогда не знала одиночества, с тех пор, как сюда причалил первый корабль.
Ночь в Иерусалиме
Времени было в обрез, а Иерусалим Оля увидеть была просто обязана. Все то величие, что днем было засижено туристами как мухами, ночью открылось во всей красе. Жаль, что у нас уже не оставалось времени обойти город еще раз пешком, но проступавшая из темноты история даже из окна автомобиля выглядела волшебно, как декорация сказочного фильма. Золотой купол Мечети Скалы торчал из-за стены старого города, ярко выделяясь на фоне черного неба. Днем нас туда не пустили, сказали, что неверным можно входить только по четвергам. Снобливые охранники смотрели на нас как на баранов. Владимир на них, кстати, тоже. Говорит:
— Я – мусульманин, пустите зазырить. – Я аж вспотел.
Они ему:
— Дай паспорт. – Вовка обрадовался – нате. Они долго смотрели в неизвестный документ и, видимо, не найдя арабской транслитерации, переспросили имя. Вова сказал. Они пошукали еще в поисках национальности и вероисповедания, что ли. Не знаю, может, тут ее указывают в паспортах. У Володи ее не было. Но охранник не сдался и сказал, что по нашим мордам видит, что мы – неверные. «Собаки», наверное, добавил про себя. И попросил Вову сказать калему. Тот засыпался, спросив — что это.
Туристов на дорогах почти не было, наверное, разошлись пить по отелям. Мы вкратце пробежались по давешним местам, чтобы составить Оле хоть какое-то представление о городе и тоже двинули на периферию в поисках ночлега. В одном месте нашим глазам предстал YMCA – воспетый в известном шлягере хостел для студенческой и рабочей молодежи. Удивляло то, что он был расположен в прямо настоящем замке из тысячи и одной ночи с огромной башней. По высоте с той башней могли сравниться лишь цены за постой – не студенческие ни разу. Не исключено, что восточным студентам вместе с учебниками выдают также лампы с джинами для обеспечения текущих нужд. Приткнулись в другом месте, очень сносном. На завтрак дали кофе. Хозяина, который принес его, мы спрашиваем:
— А поесть дадите?
— Не, сынки, тока кофе. – и курит дальше, болтает с какой-то женщиной.
Допиваем кофе. Он встает и со словами:
— А! Да, вот еще, — придвигает к нам корзину с булками, сыром, джемом и маслом. Гостеприимство, достойное царя Соломона. Ну да ладно, главное – спохватился.
Дорога на юг. Иерихон
По дороге к солнечному Эйлату был запланирован заскок в Иерихон. Помимо библейских коллизий данный населенный пункт характеризуется чрезвычайно низким залеганием – что-то типа 273 метра ниже уровня моря. Другими словами – абсолютный ноль. Как только Вова сообщил нам это приятное известие, у нас сразу заложило уши от избыточного давления – шутка ли, такая глубина! Иерихон находится на территории Палестинской автономии, поэтому ехать туда на арендованной в Израиле машине не благословлялось.
Пришлось оставить ее на границе, где, помимо солдат, нас уже ждал благоразумный таксист-палестинец. Он был очень предупредительный и ненаглый, хотя нифига не знал по-английски. Зато на каждом перекрестке (это не риторическая фигура, дословно – на каждом!) у него был кореш, который переводил ему куда нас везти. Один из таких товарищей-патриотов, сообщил нам, что нам всенепременно надо побывать в старом городе. Ему, судя по рассказу, не меньше миллиона лет. Слова «старый город» в сочетании с названием Иерихон сомнений в данной информации не оставляли, однако, прибыв на место оного города, мы обнаружили, что его еще не построили. Об этом говорили несколько раскопанных ям, пара беседок и десяток рабочих. Мы купили овощей в дорогу, платков на подарки и вернулись к недалекой границе.
Мертвое Море
Географическая справка – море вытянуто вдоль страны (т.е., с севера на юг) и находится в центральной ее части. Окрестности по мере движения меняются. Если там, на севере, дороги петляли вокруг каменистых, распадающихся террасами, холмов, то теперь вокруг были горы. Не то, чтобы Кордильеры, но вполне себе массивные громадины красивого песочного цвета, наплывавшие одна на другую из-за горизонта. Их окутывала дымка, сгущавшаяся с расстоянием и потому края земли видно не было.
Море появилось из той же дымки как рояль из кустов. Вообще, было все очень красиво, особенно когда солнце загорелось поярче, растолкав пыльное марево. Желтые горы справа, зеленое море слева и куча пальмовых рощ. В одной из таких прятался пляж. Он был платный, но зато ухоженный и красивый. Зонтики из пальм, стулья, душ, сульфатные ванны – все очень чистое и радующее глаз. Вокруг порхали какие-то райские птицы. Следует отметить, что эта часть страны — место сбора десятков миллионов пернатых на их пути из Африки к в Европу и к нам в Россию.
Эйлат — Акаба
«Боже, как глупо закончилась жизнь!» —
падая с крыши высотного здания,
думал я с грустью, и мысли тряслись
между ушей, как пески Иордании.
Вадим Степанцов
Дорога от Иерусалима до Эйлата с купанием в Мертвом Море заняла у нас часов шесть. Ближе к вечеру друзья мои стали волноваться – опаздываем, не успеваем сдать машину, офис агентства закрывался в пять вечера.
В Эйлат мы благополучно успели и сразу двинули на Красное море любоваться закатом, благо все было под рукой. Это было третье море за два дня и четвертое море, на котором мы побывали втроем. Если добавить сюда еще и море переполнявших нас всю дорогу эмоций, то нас смело можно назвать настоящими морскими пехотинцами.
Эйлат – типичный поппсовый туристический город, здесь все красиво – цвет воды, небо, волны, берег, кафе у воды, луна, — все, что ты видишь вокруг. Просто глазу не на чем зацепиться, куда ни глянь – сплошная открытка. Идеальные пальмы, красивые отели, лодки. Макнувшись в море, мы срочно метнулись в Иорданию, в надежде хоть там хлебнуть нетривиальной самобытности. И найти хостел подешевле. Мы преуспели и в том и в другом.
Лишенная кичливого лоска Акаба, лежащая в одноименной бухте, на том же берегу, что и Эйлат, дружелюбно приняла нас в свое лоно, окружив кучей шумных арабов и поставив лицом к лицу с сухим законом. Никто не знал, где купить вина. А Володе срочно понадобилось Иорданское красное, парень бросает вызов трудностям, а заодно у нас появляется новый квест, чтоб было нескучно жить. Нас посылали в разные места, в половине из них вообще ничего не было, даже магазинов, в других магазины наличествовали, но, кажется, были закрыты еще лично пророком Магометом. Открытого вино-водочного мы так и не нашли, зато кто-то навязчиво предлагал нам нечто, называемое ‘services’. Мы сошлись на том, что это был гаш, но уточнять не стали. Обращало на себя внимание то, что нас постоянно приветствовали на улицах. Сидит, бывало, араб на тротуаре, починяет, скажем, примус, но обязательно считает своим долгом сказать нам “Welcome to Jordan!” или “Welcome to Akaba”, прямо как в «Крокодиле Данди», только наоборот. Денег при этом не просит.
Потом мы сидели в кафе на берегу, почти таком же, как в Тель-Авиве – столики и стулья стояли прямо в песке, можно было сидеть у самой воды. Только здесь не было никакой современной гламурщины вроде торчащих из песка пирамидальных фонарей, а были старые столовские столы, официанты в фланелевых рубахах в клетку и какие-то мужики с сумками ходили взад-вперед, продавая мануфактуру. Все очень по-семейному. Официанты не хамливые, обязательно спрашивали, когда придем завтра. Когда уже собирались уходить, толпа местных ребят принесла к нам под бок два стола, расселась и стала орать, видимо, общаться. А мы как раз расплатились и вставали уходить. Они не долго думая, встали и понесли свои столы на старое место. Хотите почувствовать себя знаменитым – рекомендую Акабу.
Хостел наш носил прекрасное имя, которое, во многом, определило наш выбор – SA HER Hotel. Оля сказала, что ничего другого нам ни в коем случае не нужно и что она будет не она, если там не переночует. Против не был никто, к тому же окна романтично выходили на море. Номера были недорогие, нам достался пятиместный за 25 динаров (динар стоил немногим более евро). При всем при этом Вова торговался как на Сорочинской ярмарке, безжалостно ломая мозг бедному менеджеру. Надо отдать должное обоим – Вове за радение за общее дело, а арабу – за образцовую выдержку и вежливость.
Утром накушались кофе на берегу. День был солнечный, мы любовались стоящими на рейде танкерами и сухогрузом. Поодаль от них, в стороне, на фоне буржуазного Эйлата маячил большой белый катер.
Перед нами двое арабских малолеток макали в воду свою сестренку. Вид у них был чопорный – спортивные костюмы с куртками, мокрые с ног до головы.
Мужик-мануфактурщик был уже тут как тут, шатался между столиков, предлагая простыни и полотенца. Оля решила воспользоваться сервисом и прикупила платье с Микки Маусом. Выбор произвел эффект разорвавшейся клизмы среди местного населения, продавец был взят в плотное кольцо и началась бойкая торговля с элементами борьбы.
Нам предстоял путь в Петру – древнюю цитадель племен, название которых помнит только википедия. По оперативным данным, которыми располагали мои попутчики, ехать туда часа три на машине и стоить это будет долларов сто в один конец. Решили найти водилу и торговаться не на жизнь, а насмерть. Не долго думая, вышли на улицу, которая тянулась вдоль берега, и подняли руку. Не прошло и минуты, как рядом с нами остановилось местное такси – красивого зеленого окраса, искусно декорированное верблюдами и пальмами. Мы были немного обескуражены – такси-то городское, а ехать нам к черту на рога. Вова сунул голову в форточку и, описав задачу, объявил:
— Шестьдесят динаров. – Через минуту вытаскивается наружу, ни жив ни мертв, — Слушайте, он не торгуется и согласен. Кажется, много дали…
Таксиста звали Мухаммед, оказался он хорошим парнем, не ханыгой и не жлобом. Он не предлагал нам никакого дополнительного сервиса и не обещал познакомить со всеми своими родственниками, которые могли были быть нам безусловно полезны. Он пел нам, когда мы его просили и считал до десяти по-арабски. Улыбчивый и немного застенчивый увалень в очках, к тому же учитель физики, почему-то, как она сказал. Видимо, за учительство в Иордании тоже много не платят. Вез весело, шутки шутил, не роптал, не бычил, в Петре ждал нас часа три, чтоб везти назад, да будет усыпан путь его такси розами и лилиями!
Петра
Дорога шла все в тех же величественных желтых горах, становившихся порой радикально-красными. Мы поднимались выше и выше, пока, наконец, не добрались до места – современной Петры, где люди живут, надо думать, туристами, приезжающими смотреть на Петру старую.
На входе в «заповедник», как и везде, висят огромные портреты моложавого генерала и парня в арабском платке, надо полагать, короля Иорданского Хашимиткого Королевства. До входа в главное ущелье было не очень близко и тут заправляли местные ковбои – очень настойчивые парни. Признаться, это была моя первая верховая поездка и в седле я сидел не как Клинт Иствуд. Мне казалось, что лошадиная задница подпрыгивает слишком сильно и от этого не было спасения, как ни борись. Я старался пружинить в стременах, но возникало опасение, что я перевалюсь через лошадиную голову и сломаю ей шею. Вообще, я постоянно боялся опрокинуть конягу – она была мелковата и ходила подо мной ходуном. В голову то и дело лезло «что ты, конь подо мной споткнулся…» и «разыгрался-расплясался да разрезвился подо мной…» Либо я был для него большой, либо что, но кое как доехали.
Дорога к древним тайнам лежит через длинное каменное ущелье, узким коридором петляющее посреди скал. Взад-вперед шныряют какие-то веселые цыгане на ярких конных бричках или просто верхом. Вокруг – толпы местных детей, они управляются с осликами и орут всю дорогу на самое ухо:
— Ослик! Ослика надо?
Один шкет предлагал арендовать осла до самой Москвы. Никто из местных не позволял себя фотографировать. Назойливые вездесущие дети, буквально кружившие вокруг нас как барракуды, рассыпались прочь, закрываясь руками, как только я поднимал руку с камерой. Взрослые тоже закрывались руками и только иорданские верховые копы ничем не закрывались, но сердито морщили умы и испепеляли меня взглядом.
Ущелье сделало поворот и неожиданно нашим взором открылась Сокровищница – главное украшение местного каменного ансамбля. Сначала я увидел лишь его часть и мозг, не привычный к таким масштабам, не сразу идентифицировал увиденное. Кто и как все это вытесывал? Это большой вопрос, поскольку для строительства такого размера, говорят умные люди, нужно либо обильное количество древесины, которой на тысячу верст вокруг нет, либо веревки, чтобы закрепляться вверху скал. Но в этом случае трудно добиться точности, а кроме того, веревок тоже сделать не из чего.
Чем дальше, тем труднее было идти, все тропинки были усыпаны булыжниками. Вокруг — куча вырубленных в скале фасадов – театры, могилы, что-то еще. Неподалеку – руины, стоящие отдельно от гор – какие-то огромные ворота и колонны. По рассказам, в часе ходьбы имелся некий загадочный монастырь, но, к сожалению, этого часа у нас не было. Мы возвращались назад. Дошли до входа в ущелье и ждавшие нас погонщики стали дергать нас за рукава:
— Русский! Русский! Давай садись на лошадь! Поехали!
Настойчивость возымела действие – Вова их опознал. Обратно ехали резво, Володьке даже предложили доплатить за галоп.
Довольные жизнью, погрузились в такси к нашему верному Мухаммеду и отправились назад. По дороге остановились купить шаурмы. Отправили в ресторан Вову. Он вернулся через пару минут к машине и сообщил, что главный по шаурме говорит с ним там на интеллигентном русском языке.
С шутками и прибаутками довез нас Мухаммед до границы с Израилем. К слову сказать, переход через границу платный и в ту, и в другую стороны. Подход грамотный – должно же учреждение приносить хоть какой-то доход. На территории мелькала толпа немцев, вот и считайте – десять немцев по десять евро – вот уже иорданскому королю и новый платок. Тут же на границе имеется будка с названием «Иорданский банк». Нам пришлось туда обратиться, поскольку динары у нас закончились. Парень в будке выдал нам искомую сумму огромной пригоршней монет. Когда мы принесли ее чиновнику, с ним сделалось нехорошо. Кажется, сначала он хотел швырнуть подлое железо в наши лица, но как-то сдержался. Сразу видно – человек военный: манеры подводят, но выправка и честь – неизменные. С этой стороны все закончилось благополучно, через несколько минут мы шли по ничейной территории. Это странное чувство, словно ты в параллельном мире.
Но вот мы вновь попали в деловитые руки израильских товарищей. Теперь бросался в глаза вызывающий контраст по сравнению с заведением на той стороне. Здесь все было усажено жирными пальмами, подсвеченными зелеными огнями, во всем чувствовалась дизайнерская и инженерная проработка.
Шмон
…Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже все позабавились…
В.Высоцкий
Последние четыре часа в стране по накалу эмоций превзошли предыдущие четыре дня вместе взятые. Мы заканчивали путешествие в жестком графике – Акаба – Эйлат – Телль-Авив – международный аэропорт Бен-Гурион, таков был маршрут. На Иордано-Израильской границе меня таки прошмонали впервые по-настоящему. Наглая телка переворошила мой рюкзак, помахала моими трусами у всех перед носом, ничего не нашла и долго обсуждала результаты со своим старшим коллегой. Они оба позыркали в мою сторону исподтишка, но в итоге отпустили.
На стоянке властвовал противный еврейский старпер, который не хотел везти нас за двадцать шекелей и орал, что мы просадили все деньги у иорданцев, а ему не оставили. Сторговались с другим, через десять минут мы галопом вскочили в эйлатский аэропорт, как обычно показали паспорта у входа охраннице.
Чтобы проиллюстрировать остроту момента, должен сказать, что до моего самолета в Москву, вылетающего совсем не из Эйлатского, а из Тель-Авиввского аэропорта, оставалось шесть часов, ребята улетали на пару часов позже. Половина этого времени должна была уйти на такси и регистрацию. Плюс всякие очереди.
Мы подходим к стойке авиакомпании, билеты на рейс Вова заказал вчера ночью в Иордании в интернет-кафе, расположенном в здании – ровеснике Стоунхенджа. Компьютеры в том кафе, наверное, помнили царя Саладина. Еще там была замечательная лестница на второй этаж, явно ручной работы, она скрипела и раскачивалась и была такой крутой, что спускаться вниз по ней удобней было задом.
Говорим тетке из авиакомпании «здрасьте, посадите нас на самолет». Тетка начинает долго и безрезультатно искать нашу бронь. Владимир делает тоже самое в своих карманах, находит огрызок бумаги с номером и протягивает ей. Она забивает номер и глаза ее округляются. Я прикусываю щеку и вспоминаю «Отче наш». Тетка, сглатывая, говорит, что мы взяли билет на 3 сентября. Я прокусываю вторую щеку и вспоминаю еще и «Богородица, радуйся». Все, мы застряли. Пропустили рейс. Вова говорит тетке:
— Вы можете что-то сделать для нас?
— Э… да, у нас есть рейс через полчаса.
— Отлично. Мы берем!
— Но нужно будет доплатить сорок долларов.
— Без проблем, оформляйте!
— Хорошо, но можете сначала пройти контроль безопасности…
— Да, конечно.
Паспортные проверки стали неотъемлемой составляющей нашего путешествия, обычно они не были напряжными – пара вопросов и идешь дальше. Русский паспорт в совокупности с туризмом в качестве цели поездки, казалось, были залогом неприкосновенности здесь.
Но теперь нас разделили, мне досталась довольно милая блондинка.
— Можно ваш паспорт?
— Конечно.
— Какова цель вашего визита в Израиль?
— Туризм.
— Я представитель службы безопасности аэропорта Эйлат, я задам вам несколько вопросов о вашем путешествии, хорошо? – телка не вызывала никакого беспокойства.
— Как долго вы путешествуете по Израилю?
— С пятницы.
— Где вы побывали за эти дни?
— Тель-Авив, Иерусалим, Эйлат, Петра в Иордании.
— Кому пришла идея приехать в Израиль?
— Моему другу, я решил к нему присоединиться.
— Как его имя? — называю.
— Как долго вы его знаете?
— Три года.
— Где вы останавливались в Тель-Авиве?
— В каком-то хостеле.
— Как он называется?
— Э-э… не помню.
— В какое время вы прилетели в Тель-Авив?
— Рано утром.
— Что было дальше?
— Я подождал Владимира в аэропорту и мы поехали в город.
— Вы прилетели не вместе?
— Нет.
— Почему?
— Мы живем в разных городах.
— Кто бронировал билеты?
— Каждый сам себе.
— Вы встретились в аэропорту и куда пошли дальше?
— Поехали в Тель-Авив, смотреть город, потом нашли хостел…
— Вы нашли хостел? Вы бронировали его заранее?
— Да.
— У вас есть распечатка брони?
— Э-э… нет, к сожалению…
— Кто бронировал его?
— Мой друг.
— Как вы добирались до города?
— Поездом.
— Сколько стоил билет?
— Кажется, 13 шекелей или что-то около того.
— У вас остался билет?
— Да, я сохранил его, минуту, дайте посмотреть. – Билета не было. – Видимо, выбросил. Я помню, он был точно такой же как в Московском метро.
Я устал от допроса сразу. Вопросы были простыми, но она перемешивала их, требуя все больше подробностей.
— Я вижу, вас трое. Кто эта девушка?
— Наша общая подруга.
— Как вы все познакомились?
— Сначала я познакомился с Вовой.
— Где?
— В Москве.
— Как это произошло?
— Мы ходили вместе на курсы испанского.
— Это был университет?
— Нет, это был культурный центр Сервантеса.
Я начинал сильно нервничать, а этот мелкий шкет продолжал пить мою кровь. Рассказывая о путешествии, я старался забежать хоть немного вперед, чтобы быть готовым к новым вопросам. Это отвлекало и голова начинала перегреваться.
— Сколько времени вы провели в Иордании?
— Вчерашний вечер и сегодняшний неполный день.
— Вы встречались с кем-то из местных?
— Что вы имеете в виду?
— Вы виделись с кем-то?
— Акаба – большой город и там много жителей. Конечно мы видели прохожих и так далее.
— Они передавали вам что-то?
— Нет.
— Вы обменивались имейлами, номерами телефонов?
Ступор. В моем телефоне был номер таксиста-араба, который вез нас от границы до Акабы. Правда, я записал его в электронный блокнот, не в телефонную книжку. И он сам еще нацарапал там свое имя, потому что я так и не смог его уловить.
— Нет.
— Вы оставляли свою сумку без присмотра?
— Нет.
— Сумка все время была с вами?
— Да.
— Все, что в ней находится, принадлежит вам?
— Да.
— Вы упаковывали ее сами?
— Да.
— Что в ней?
— Папа футболок, ноутбук. Камеры, несколько сувениров.
— Все это в одной сумке?!
— Да.
— Вы нервничаете. Почему?
— Ну, честно говоря, я не был готов к такому количеству вопросов.
— Это израильская система безопасности, вы должны это понимать. Зачем вы поехали в Иорданию?
— Посмотреть Петру.
— У вас есть друзья или знакомые в Иордании?
— Нет.
— С кем вы встречались там?
— Ну только с теми, кто занят в туристическом сервисе – таксисты, погонщики лошадей…
— Как их зовут?
— Я не знаю.
— Где вы ночевали в Иордании?
— В хостеле в Акабе.
— Как он назывался?
— Я не помню. – Действительно, это зачотное название совершенно вылетело из головы
— У вас есть квитанция?
— Нет, платил мой друг.
— Какой номер комнаты?
— Не помню, тридцатый, кажется, там вместо цифры были арабские буквы. – Я чувствовал себя все более и более виноватым в чем-то. В том, что был в Иордании. Словно этот визит сделал меня зараженным и я теперь заражал каждого вокруг себя. Противная штука, я все больше расстраивался и нервничал.
— Кого вы знаете в Израиле? У вас есть здесь друзья или родственники?
— Нету никого.
— Где вы ночевали в течение вашего визита?
— Телль-Авив, Иерусалим… — Я забыл, где мы провели одну ночь, просто забыл. Слишком много впечатлений и еще этот прессинг. – Э, так, дайте вспомнить, значит… Тель-Авив, потом…. Вчера Иордания…. До этого – Иерусалим… Да, вот так.
— Где вы были в Иерусалиме?
— Голгофа, церковь Вознесения и русский монастырь…
— На чем вы приехали в город?
— На автобусе. А обратно в Тель-Авив – на маршрутном такси.
— Сколько времени вы ехали?
— Минут тридцать.
— Как вы добрались до Эйлата?
У меня давно все пересохло во рту и еще у меня горело лицо от загара, наверное, я выглядел как типичный злоумышленник. Я рассказал про нанятую тачку, про то, что ее наняла Оля, вспомнил как мог название агентства, цвет автомобиля.
— Возможно, вы ни в чем не виноваты, просто у наших сотрудников есть подозрение, что вам подложили бомбу в Иордании. Подождите, пожалуйста, здесь. – Она пошла к своим коллегам – сатрапам. Недалеко от меня стояла Оля. Вид у нее, несмотря на всю эту чушь, был традиционно задорный.
— Чего ты там разболтался? – улыбаясь, говорит она.
— А что я сказал? – в тон ей ответил я. – Ты думаешь, я всех нас слил?
— Ну что, ты рассказал им про Мухаммедку? – она имела в виду таксиста. Он был единственным персонажем, которого мы знали в Иордании.
— Нет.
Как выяснилось позже, этот шутливый разговор стал еще одной причиной наших дальнейших неприятностей.
Тут вернулась блондинистая инквизиторша и позвала шмонать наши шмотки. Шмон – это звучит очень по-еврейски и эти парни знают в нем толк. Да что там парни – телки тоже. Нас отвели в дальний закуток и рассадили по каморкам, закрытых шторами. Внутри стояло кресло, чтоб сидеть, и стол, чтоб потрошить имущество.
Я уселся и через минуту вошел парень из тех, что одновременно похожи и на Бена Стиллера и на Адама Сендлера. Таких тут полно. Он начал надевать перчатки и я моментально забыл про комедию как жанр и про кинематограф в целом. Зато вспомнил про Бунина и немцев.
— Выньте все из карманов, вытащите ремень, снимите бейсболку, туфли и часы. Теперь встаньте, прямо, я осмотрю вас. Покажите руки.
— Так, секунду, перчатки вам зачем?!!
— Перчатки? – Он был явно удивлен моим вопросом. – Гигиена. Поднимите руки.
Он огладил меня раз сто сверху вниз и снизу вверх, потом прощупал каждый шов футболки, джинсов и трусов, пристально прошмонал носки и ступни. Потом проверил все еще раз. Заставил спустить джинсы до колен, трусы оставил. Потом водил по заднице металлоискателем. Шрапнель не зазвонила. На весь «осмотр» ушло минут двадцать. Мне кажется, они намагнитили своими металлоискателями наши задницы так, что мы без проблем могли бы навесить на них все магниты для холодильника, которые накупили в течении путешествия. Потом он разрешил мне выйти погулять, я сел в холле, еще одна телка принесла мне мои туфли и поинтересовалась – не хочу ли я попить. Я хотел. Она вернулась минут через десять, автомат, говорит, не работает, так что, мол, звиняй.
Правый ботинок сидел неудобно, видимо, после лютого препарирования. Я сидел, потом гулял, потом опять сидел, стараясь не дергаться, не скрещивать руки, не чесаться и не озираться во все стороны, уверенный, что они наблюдают. Рядом терся пацан из охраны. Все это время шмонали моих друзей.
— Вов, они хоть зарегистрировали нас на самолет? – обратился к зашторенному кабинету.
Вместо Вовы, который был занят, ответил стоящий рядом охранник. Он сказал по-русски, что мы, вероятно, полетим следующим, последним. Немного погодя меня попросили вернуться и начали постепенно приносить мои вещи. Все, что было упаковано раньше в рюкзак под огромным давлением, теперь покрывало ровным слоем таз за тазом, в которых они мне это отдавали. Все было вывернуто наизнанку, разобрано, раскрыто и вытащено. Собирать назад все было трудно. Например – чехол для проводов и зарядников – вот он, а половины содержимого – нет. Все еще на проверке. Пустой футляр от губной гармошки, сувениры. Черте что.
Теперь мы сидели в одной каморке с Вовой, рядом терлись телки, глядевшие, чтобы мы ничего не клали в карманы, только назад в рюкзаки. Вова спросил, что раз такое дело, может ли он поменять штаны, порванные еще днем, на нормальные? И носки заодно сменить. Телки оставили нас тет-а-тет и пока Вовка разбирался с гардеробом, мы решили спеть гимн Советского Союза. Причем, он пел современную версию, а мне хотелось петь про Ленина. Это, почему-то, казалось мне более уместным. Нам еще оставили металлоискатель, он прикольно пищал и мы уж отвели душу. Как вдруг врывается к нам начальник охраны, прямо тебе Зевс-громовержец, выхватывает у меня металлоискатель и подносит свою морду вплотную к Вовиной.
— Утихни! Если хочешь лететь, ты затыкаешься, если не хочешь – то смотри.
— Ты грубишь, — говорит Вова.
— Мне плевать, — говорит охранник.
— Нам не плевать, и я хочу, чтоб ты это знал, — говорит Вовчик.
Я думал, что кто-то из нас сейчас огребет металлоискателем. Но он просто ушел. Видимо, он расценил наш концерт как политическую провокацию, к тому же его, наверное, разочаровали нулевые результаты такой тщательной проверки.
Телки тут стали нас поторапливать. Мы пропустили рейс – и ничего. А чуть спели про Союз нерушимый – так будьте любезны – поторопитесь.
Все это время за стенкой сидела Оля, тоже обшмонанная от и до, ждала, когда ей вернут вещи, жаловалась, что ей там скучно сидеть и просила нас говорить с ней.
Со скрипом нам вернули нашу поклажу, упаковали ноутбук в отдельную здоровую коробку и провели в зону вылета. Слава богу, оставался еще один рейс – шанс успеть на московский самолет еще оставался. Мы сидели, пили чай и истерически хихикая, обменивались впечатлениями, стараясь успокоится. Мимо нас бегали шмонавшие нас давеча люди, не смотрели в нашу сторону. Час спустя мы все же сели в самолет, в это было трудно поверить. В салон не разрешили взять ничего, только кошелек.
Снова Бен Гурион
Пролетев Тель-Авив насквозь, самолет вылетел в море. Пилот явно раньше гонял на военных бортах, он закладывал резкие виражи, сделал какую-то восьмерку вдали от берега и потом пошел на посадочную полосу, упиравшуюся в море. Схватив багаж, мы вприпрыжку побежали к парковке. Взяли такси и попросили шефа высадить ребят в центре Тель-Авива, а меня десантировать в Бен Гурионе. В стране в тот день был какой-то карнавал – Пурим, поэтому водила был в парике и очках.
Увидев здание аэропорта, я немного расслабился.
— В интернет-кафе в Иордании.
Они позвали лысого очкарика, кажется, главного по плохишам, и долго пересказывали ему мою жизнь. Он хмуро косился на меня и задавал им кучу уточняющих вопросов. Я понял, что попал. Так и вышло.
— Как я вижу, вас уже проверяли в Эйлате?
— Да и это было тяжело.
— Мы постараемся сделать нашу проверку не такой тяжелой.
